- Ты больше не будешь жить в клетке, сын, - сказала мама, глядя мне прямо в глаза.
Я молча смотрел на нее, размышляя, шутит ли она или нет. Я посмотрел на Филиппа. Тот кивал. Значит, все серьезно.
«Не может быть».
- Я соорудил тебе комнатушку на чердаке. Она довольно уютная, - сказал отец, рассматривая свои дырявые сапоги. Он улыбался, но все еще боялся встречаться со мной взглядом - действие «Мракобеса» уже прошло.
Я вытер кровь из носа и с ненавистью посмотрел на родителей.
- И где подвох? Там живут крысы, и вы решили проверить, смогу ли я там выжить, или вам повезет, и они меня съедят? - спросил я.
Лора подала мне платок. Я вытер свое окровавленное лицо.
- Ты не понимаешь нас, сын. Мы пытаемся тебя беречь. Просто ты не такой, как все.
- Мы испытывали тебя, - добавил отец.
- Что за чушь вы несете? - взорвался я. - Вы... вы... просто - не люди. Мне похер на вас, если честно. И на то, что вы говорите - тоже. Если хотите, избейте меня до смерти, а нет - так заткнитесь! Я пошел спать. Мне завтра в школу.
И я отправился наверх. Я слышал, как они испуганно шепчутся за моей спиной, но мне было плевать. И в клетку я больше никогда не залезал. Началось мое становление. С каждой секундой, проведенной мной вне ее железных прутьев, я становился сильнее. И это почувствовали все. А где-то наверху, зашаталась Величественная Радуга.
***
Больше всего в школе мне нравилась литература. Я обожал книги, а после того случая с проверкой Шеффилда у нас дома, где они вообще спасли мне жизнь, я понял что для меня книги - это все. За первые четыре класса я прочитал всю школьную библиотеку, получил кучу грамот за это достижение, и практически потерял зрение. Мои глаза все чаще подводили меня. Картинка, то внезапно вспыхивала передо мной, то так же внезапно тухла, оставляя меня на некоторое время в кромешной темноте. Слепота. Кратковременная, но все равно, это была - слепота. В моменты, когда мои глаза слали меня к черту и отключались, мне хотелось плакать, но слезы не появлялись. Я помню, как сидел, прислонившись к холодной стене своего чердака, пытаясь переждать эти затмения, представляя другую жизнь, мечтая о чем-то лучшем, а не о той неспокойной карусели, которая у меня есть. Потом мир резко врывался в мое сознание, и я снова возвращался к книгам.
Самым ненавистным уроком для меня было рисование. Конечно, никто из рядом сидящих учеников не знал, что я дальтоник. Да, и показывать мне это было нельзя. Поэтому рисование было для меня угрозой. Оно могло меня выкрыть и предать суду. Казнить меня.
Наш учитель по рисованию - мистер Катчем, был уже старым, подслеповатым дедулей, которого уже не раз отправляли под суд за насилие над детьми, но старый хрен постоянно выходил сухим из воды. Наверное, так работает судебная справедливость. - Дорогие дети! Прошу вашего внимания! - мистер Катчем начал свой урок, и все притихли.
- Какие вы все красивые и жизнерадостные! - проскрежетал он своим старческим голосом.
«Ага. Я уж точно жизнерадостный. Дальтоник на рисовании. Нарочно не придумаешь. Давай уже продолжай, старый педофил».
Я сидел за партой рядом с Денни. Он был отсталым (по крайней мере, так все считали), и постоянно ковырялся в носу. С ним никто не хотел сидеть, поэтому он всегда садился со мной - с еще одним изгоем в классе. Вот так мы и сидели вместе до конца школы. Как же я его ненавидел сначала! Он постоянно норовил вытереть свои мерзкие козявки и слюни об меня. За это я его бил. Но в тот день все изменилось. И я перестал считать его недоразвитым.
- Что вы хотите сегодня нарисовать, дети?
Маленькие подлизы начали выкрикивать хором, заставляя меня очередной раз скривиться от ненависти к этому стаду.
- Солнышко! - кричал кто-то.
«Не. Я не знаю, какого оно цвета, идиот».
- Речку и домик! - кричала девочка.
«Ну, если только ты за меня нарисуешь, маленькая выдра!».
- Какие же они придурки! - тихо произнес Денни, и после той его фразы мы стали друзьями.
Я удивленно посмотрел на него. Копна растрепанных, черных волос спадала на его узкий лоб. Он постоянно поправлял свою шевелюру, которая совершенно отказывалась подчиняться хозяину.
- Согласен. Только вытри слюни, Ден.
Он театрально поклонился.
- Да, сер, - несмотря на возраст, он был огромного роста, поэтому этот жест вышел столь неуклюжим, что мы прыснули от смеха.
Посмеявшись, мы снова сосредоточили свое внимание на мистере Катчеме. Он все ходил между учениками и гладил их по голове.