- Белым.
Она ошеломленно посмотрела на меня.
- Но оно голубое...
- Я знаю. Но мы видим его белым. И в школе я рисовал его белым.
- А как же...?
- Охотники за мной? Я придумал отмазку. Сказал, что таким образом издеваюсь над Инаковидящими, пытаясь исказить их реальность.
- Какой ужас! Но как так можно жить? Извини, конечно, но это же не полноценная жизнь. Разве нет?
Я скривился в отвращении.
«Вот почему я не люблю об этом говорить. Потому что каждый норовит задать этот глупый, ненормальный вопрос. Все почему-то считают, что если ты дальтоник, то ты не можешь жить как они. Что за чушь?».
- Это практически не мешает мне жить, любимая. И если бы не фанатики и Триада Богов, которые почему-то истребляют нас, жить нам стало бы еще лучше.
- То есть, из всех великолепных цветов нашей Яркой Радуги ты видишь только... белый?
- Нет, конечно же - нет. Это сложно объяснить, милая. Мы просто видим немного иначе. Мы не рассматриваем цвет как вы. Мы не зацикливаемся на этом. Мы просто смотрим. Я вижу черный и красный, но мне насрать на них, я вижу - зеленый и фиолетовый, но не могу их отличить. Я вижу тебя, родная, и мне все равно, какого ты цвета. Скажем так, для меня ты - Радуга самого родного цвета.
Внезапно ее глаза засветились. Так бывало, когда она была чем-то увлечена. Так было, когда она увидела меня впервые.
- Люми! У меня потрясающая идея! Я все равно никогда не пойму, как это быть Инако... ой, прости, - дальтоником... но ты можешь показать мне. Даже не рассказать, потому что, вижу, что говорить об этом - ты не настроен... Ты покажешь мне и я пойму...
- Как, Клеменс? Как мне показать тебе, что я дальтоник?
- Ты нарисуешь для меня картину. Точнее, мы вместе нарисуем одну и ту же картину. И тогда я увижу разницу. Тогда я пойму.
Я снова недовольно скривился.
- Я не рисовал уже сто лет. Да и экзамены на носу. А еще мне пора искать роботу.
- Экзамены и робота подождут. Как же ты не врубаешься? Если ты покажешь мне как это - не видеть цвета, я стану лучше тебя понимать, и наша любовь станет только крепче. На словах - это не то. А вот картина - это совсем другое дело! Ты нарисуешь одну из Радуг, и я тоже! Потом мы сравним наши картины, и я наконец-то точно увижу твою душу. Твою Бесцветную, непонятную душу. - А если тебе не понравиться? - Мне не может - не понравится твоя картина, Люми. Я люблю тебя и приму ее такой, какая она есть.
Вот с этой фразы и начались наши неприятности.
***
Мы решили работать над картинами в разных комнатах, чтобы усилить эффект приятной неожиданности. Но, зная любопытство Клементины, я решил обмануть ее. Я рисовал две картины: одну по соседству с комнатой моей возлюбленной, и вторую, настоящую - в своем укромном логове. План был таков: нарисовать обе картины, потом показать ей «ненастоящее полотно», и лишь спустя некоторое время удивить ее тем, как дальтоники видят Яркую Радугу. Но, этот план провалился, и в итоге я показал ей только одну картину - настоящую. Заведомо не сообщая друг другу о том, какими красками или карандашами будем рисовать, мы принялись за работу. Она просила Радугу - я нарисую ей Радугу. Точнее, нас с Клементиной на этой Радуге.
По ее ехидной улыбке я видел, что ее полотно практически завершено. По моей угрюмой мимике она видела, что мое - нетронуто.
Но однажды... Однажды ночью мне приснился жуткий кошмар. Это был сон о будущем моих родителей. Я больше не мог спать и ушел в свое логово, рядом с нашим домом. В то время, мы уже снимали квартиру, потому что наши соседи в общежитии устали от ее постоянных криков по ночам. Именно в ту ночь я нарисовал свою картину. За одну долгую, холодную ночь - от первого до последнего штриха. Кошмар, который мне приснился, в итоге оказался вещим. А картина, что я нарисовал, оказалась проклятой. Я назвал ее...
«ШАГАЯ ПО БЕСЦВЕТНОЙ РАДУГЕ».
Глава 6. Тиски сжимаются.
- Ты не оправдал наших ожиданий.
Люк Криспо стоял на коленях, уставившись в пол. Он боялся поднять глаза, чтобы не увидеть три пары разгневанных взглядов, устремленных на него.
- Я.... - он прочистил горло и повторил попытку. - Я сожалею...
Его ударили железной плетью. Люк вскрикнул от боли, и еще ниже опустил голову, моля о пощаде. С него сняли его дорогие, золотые одежды, и теперь он стоял перед ними абсолютно голый.
- Гадкий мальчишка плюнул тебе в лицо, мистер Президент! И нам тоже! Ты пропустил его на церемонию! Ты дал ему шанс на обучение! Он смотрел в мои глаза, пряча свои... проклятые... страшные, - Дьявол был вне себя: он плевался, заикался и трясся от негодования. Он наматывал круги вокруг Криспо, и иногда бил его ногой. Змеи на его рогах тоже были недовольны: они шипели и пытались добраться до бедного Президента. Если Дьявол чуть-чуть наклонится к его лицу, они его достанут. Люк думал об этой ужасающей перспективе, и молился о том, чтобы это не сбылось. Но Бог тоже был здесь. Бог тоже был в ярости. Их всех обманули. И виновен в этом был Люк Криспо, по крайней мере, так считала Триада. Теперь они наказывали его за эту ошибку.