А жнецов сколько угодно. На голой земле с жалкими растениями отлично видны их гнезда и кучки шелухи от зерен когда-то собранного урожая. Черно-красные муравьи, сверкая гладким одеянием, толпятся у входа. Им нечего делать. Дождей выпало мало. Пустыня прежде времени выгорела. Урожая нет. Жнецы голодают. Тяжелый год. Так просто толпятся, не могут сидеть без дела.
Нож мягко входит в дыню, на пальцы проливаются капли сладкого сока. Какая прелесть, если фляжки из-под воды давно опорожнены и хочется пить.
Кучка семян положена близ входа. Рядом с ней одна за другой укладываются дынные корки. Среди муравьев суматоха, торопливые сигналы, из узкого подземного хода ручьем льется поток сборщиков, мигом все обсажено. Муравьи жадно впились в остатки дыни, сосут сладкую влагу.
Муравьи-жнецы с жадностью набросились на влагу.
Небольшие, продолговатые, в очень прочном панцире, жуки-чернотелки крутятся возле гнезд. Они ковыряются в кучке шелухи, что-то там находят съедобное. Что делать, если пустыня такая голая в этом году. Иногда муравьи бросаются на этих чернотелок. Но жуки вооружены мощной броней. Сейчас же кучка шелухи заброшена, жуки отлично поняли, отчего у муравьев переполох, и тоже переселились на дынные корки.
О богатой добыче узнали муравьи соседнего гнезда жнецов, и добрый десяток смельчаков вторгается в чужие владении. Возле каждого чужака кольцом собираются хозяева и один за другим награждают непрошеных гостей ударами челюстей. Чужаки уступать не собираются, они умелые охотники и в таких переделках бывали не раз. Несмотря на усиленную охрану, кое-кто из них уже подобрался к дынным коркам, впился в них челюстями.
А вот еще гость. Я вижу его издалека. Большой кургузый жук-чернотелка весь в крохотных острых шипиках, расположенных строгими продольными рядами. Он зачуял еду издалека и, без сомнения, добрался сюда по пахучим струйкам воздуха.
Кургузой чернотелке тяжело. Она не привыкла к укусам муравьев и вздрагивает от каждого их прикосновения, но упрямо добивается своего места у общего стола и вот уже рвет челюстями сочную ткань. А потом еще и еще появляются такие же кургузые чернотелки.
Сколько всего собралось сотрапезников! Кургузых чернотелок около десятка, узкотелых чернотелок десятка три, а муравьев разве сосчитать. Наверное, несколько тысяч.
Но сухой предательский ветер сушит дынные корки, и они одна за другой скрючиваются в скобочки. Все равно ужин вышел на славу, и все им остались довольны!
Солончаковая пустыня
Возле озер пустыни, вблизи рек, в бессточных впадинах, там, где близки грунтовые воды, располагаются солончаковые пустыни. Вода, поднимаясь по земле как по фитилю, испаряется в жарком климате, осаждая на поверхности соль. Ровные солончаковые пустыни покрыты будто снегом и блестят на солнце так, что слепят глаза. Подует ветер и поднимет белые соленые смерчи. Там, где земля влажна, она темна, вязка, илиста. Подсохнет корочкой и покроется крупными соляными кристаллами. Здесь властвует соль, и растения называют солянками. Безлистые, сочные, зеленые или красные, они растут подушками, вдали друг от друга. Они, приспособившиеся расти на такой густо соленой почве, зелены круглый год. Местами пустыня украшена приземистым густым кустарником — солеросом Шобери. К осени он покрывается обильными черными ягодами. Ярко-зеленые тамариски образуют рощицы. Лилово-красные цветы украшают их почти с весны до осени — то, будто соблюдая очередность, цветут разные виды этого растения.
В солончаковой пустыне почти нет зверей и птиц. Но во влажной земле немало землероев — насекомых и пауков. Всюду видны норки большого тарантула, помельче норки принадлежат звонкоголосому солончаковому сверчку. Извилистыми поверхностными ходами избороздили солончак медведки. Кое-где видны курганчики над входами жилища муравьев-бегунков.
Слева от дороги, идущей вдоль озера Балхаш, показались обширные солончаки. Увидев их, я остановил машину, выключил мотор. Интересно взглянуть, что там такое.
Большое белое, сверкающее солью пятно солончака протянулось на несколько километров. Кое-где с его краев синеют мелкие озерца, отороченные рамкой низенького ярко-красного растения солероса.
Лавируя между шершавыми приземистыми кустиками, я осторожно приближаюсь к озеру. Меня сопровождает любопытная каменка-плясунья. Она садится на кустик тамариска и, раскачиваясь на тоненьких его веточках, вглядывается черными глазами в незнакомого посетителя этого глухого мира. Один раз, осмелев, каменка, трепеща крыльями, повисает в воздухе почти над моей головой.