— Куда вы меня везете? — нарушил тишину лишенный интонации голос Хеверинга. — Вы заплатите за это, все заплатите!
— В тихую гавань, — мечтательно заметил Фэн. — Совсем недалеко отсюда. Когда мы приплывем, вы расскажите нам обо всем, что случилось вчера ночью.
— Ошибаетесь, сэр. Я не собираюсь делать этого.
Фэн не ответил. Он смотрел вдаль, скользя взглядом по берегам, по ивам, купающим в воде ветви, наблюдая игру ярких вечерних отблесков в реке.
На западе собирались грозовые тучи, готовясь поглотить клонящееся к закату солнце. Стало прохладней. С ветки дерева, под которым они проплывали, вспорхнул, сверкая зеленым и голубым оперением, зимородок. Сидящий на носу лодки Уилкс впал в дрему. Хоскинс, большой и грустный, упорно работал веслами. Кадогэн, у которого от удара все еще слегка гудела голова, греб не так прилежно. Сказать по правде, он уже начал уставать от всей этой авантюры.
Вчера вечером, произнося пламенные речи перед Сноудом, он и не предполагал, что его путешествие в Оксфорд так обернется, а если и предполагал что-то подобное, то все было окутано дымкой романтики, напоено ностальгическими воспоминаниями студенческой поры. Кадогэн робко надеялся, что конец этой истории не за горами, что его больше не будут бить, и что Хеверинг окажется убийцей. Он вдруг вспомнил о Скотте и Бивисе. Как-то они там управляются с полицией? Впрочем гадать об этом было бессмысленно, и он обратился к Хоскинсу:
— Как вы его нашли?
Хоскинс под злобным молчаливым взглядом Хеверинга как всегда медленно и безрадостно рассказал обо всех перипетиях.
— К нему нас направил один уэльсец, — начал Хоскинс. — Выслушав наше описание Берлина, он сразу понял, о ком идет речь. И действительно, он не ошибся. Я проник в его кабинет благодаря хитрости — мол, тяжелые роды, нужна его помощь. Мои помощники расположились вокруг дома на случай, если он вздумает удрать. Как только я очутился в кабинете Хеверинга, я спросил его в лоб о том, как ему удалось избавиться от трупа. Доктор очень испугался, хотя теперь, наверное, будет отрицать это.
— Мерзавец, — прервал его Хеверинг. — Конечно, я буду отрицать.
— Я продолжал нажимать на него, — невозмутимо продолжал Хоскинс, — задавая вопросы о его действиях в ту ночь, о наследстве, о мистере Россетере и прочем. Я видел, как с каждой минутой его тревога нарастает, хотя он и пытался это скрыть. Потом я сказал, что не удовлетворен его ответами и вынужден отвести его в полицию. Он сказал, что это нелепо, что я спутал его с кем-то, что ему вообще непонятно, о чем я говорю, и прочее и прочее. Однако, он добавил, что готов пойти со мной в полицию, чтобы доказать свою невиновность, и что он заставит меня дорого заплатить за то, что он загадочно называл «клеветническое вторжение». Он вышел, чтобы взять пальто и шляпу, и, как я и предполагал, не вернулся. Через несколько минут он уже выводил тайком через задние ворота свой велосипед с привязанным к багажнику чемоданчиком. — Тут Хоскинс остановился и нахмурился. — Единственное объяснение тому, что наши парни не схватили его немедленно, это то, что ответственным за этот участок был Эйдриан Барнаби, а он не может надолго сосредоточиться на чем-то одном. Так или иначе, доктор вскочил на велосипед и уехал прежде, чем была объявлена тревога. Я задержался на минутку в его кабинете, чтобы позвонить вам в «Жезл», а остальное вам известно.
— Так, — сказал Фэн. — А почему вы не уехали на своей машине, Хеверинг?
— Я направлялся по делам своим обычным способом, — огрызнулся Хеверинг.
— О, мои лапки! — пропел Фэн. — Я скорее думаю, вы побоялись, что мистер Хоскинс услышит шум мотора. А может быть, машины просто не оказалось под рукой? А? — Он огляделся. — Ну, мы приехали. Табань левым. Нет, Ричард, левым!
Лодка прошуршала по полосе камыша и скользнула в заводь, которую указал Фэн. Место было довольно неприятное, вода затянута зеленой ряской, в воздухе звенели полчища комаров. Кадогэн не понимал, зачем Фэн привел их сюда, но к этому моменту он уже перестал задавать вопросы и был пассивен, как вол.
— Начнем, — сказал Фэн, вставая.
Лодка опасно закачалась, Уилкс проснулся. Кадогэн и Хоскинс подняли весла, выжидательно глядя на Фэна. В глазах Хеверинга отразился еще больший испуг.
— В этом деле было слишком много нерешительности, — неторопливо произнес Фэн, — и у меня больше нет времени, Хеверинг, на ваши детские увертки и взрывы притворного негодования. Нам известно достаточно об убийстве мисс Тарди, но мы пока не знаем, кто ее убил. Только поэтому мы мараем о вас руки.
— Если вы воображаете, что угрозами…
Фэн остановил его, подняв руку.
— Нет, нет. Действиями, мой драгоценнейший доктор, действиями. У меня нет времени на угрозы. Будете отвечать на мои вопросы?
— Не буду! Как вы смеете держать меня здесь? Как вы…
— Я вас просил прекратить этот треп, — грубо оборвал его Фэн. — Мистер Хоскинс, будьте любезны, помогите мне сунуть его голову в эту грязную вонючую воду и подержать ее там.
Плоскодонка — самая безопасная лодка для борьбы в ней, ее просто невозможно опрокинуть. У Хеверинга не было никаких шансов. Шесть раз его голова погружалась в зеленую тину. Уилкс был чем-то вроде комментатора, подбадривая и аплодируя.
— Макай его, макай! — кричал он со средневековой жестокостью. — Макай кровожадного старого дьявола!
Когда они погрузили в воду его голову в седьмой раз, Фэн сказал:
— Хватит! Вытаскивайте его утопленную часть за локоны!
Хеверинг кашлял и задыхался, у него был несчастный вид, жидкие, мокрые и растрепанные волосы прилипли к голове. Он весь был облеплен водорослями, и от него исходил неприятный запах тины. По всему было видно, что долго он не выдержит.
— Будьте прокляты, — прошептал он. — Будьте прокляты. Довольно! Все! Я скажу вам… Я скажу все, что хотите.
Кадогэн почувствовал к нему жалость. Он дал Хеверингу платок, чтобы вытереть лицо и голову, и тот взял его с благодарностью.
— Итак, — безжалостно начал Фэн, — во-первых, что вы знаете о Россетере, что вынудило его принять участие в вашем плане завладения деньгами мисс Снейс?
— Он… он… был адвокатом в Филадельфии. Молодым врачом я имел там практику. Он был замешан в очень подозрительных делах, махинациях на бирже и, как следствие этого, подлог и растрата доверенных ему денег. Он… Можно мне закурить?
Дрожащими пальцами Хеверинг взял у Фэна сигарету, несколько раз жадно затянулся и продолжал свой рассказ.
— Не буду вдаваться в подробности, но кончилось это тем, что Россетер (его тогда звали иначе) вынужден был покинуть страну и приехать сюда. Я не был с ним знаком, знал только понаслышке.
Несколько месяцев спустя я погубил свою карьеру в Америке, произведя нелегальный аборт. Люди тогда были менее терпимыми. Я успел отложить денег, поэтому, переехав в Англию, я купил практику. Десять лет назад я обосновался здесь, в Оксфорде. Я узнал Россетера, он о моем существовании даже не подозревал. Но я не собирался ни о чем напоминать ему, хотя, наверное, мог бы. — Хеверинг оглядел всех, пытаясь узнать их реакцию. — У меня есть газетные вырезки о Россетере, понимаете, и фотографии. Он не мог допустить их опубликования.
В камышах заквакала лягушка, комары становились все назойливей. Кадогэн закурил и, выпуская густые клубы дыма, тщетно пытался их отогнать. Уже стемнело и бледные звездочки проглядывали сквозь рваные края туч. Стало прохладно. Кадогэна слегка знобило, и он плотнее запахнул пиджак.
— Как специалист по сердечным болезням я приобрел хорошую практику, — продолжал Хеверинг, — у меня было много пациентов. Конечно, в материальном отношении — ничего особенного, но на жизнь вполне хватало. И вот однажды меня вызвали к одной старой даме.
— Это была мисс Снейс?
— Да. Она вообразила, что у нее больное сердце, хотя оно было вполне здоровое, для ее возраста, конечно. Но она хорошо платила, и, если ей нравилось считать себя на пороге смерти, я не собирался ее разочаровывать. Вместо лекарств я давал ей подкрашенную воду и регулярно осматривал ее. В один прекрасный день, приблизительно за месяц до того, как ее сшиб автобус, она сказала мне: «Хеверинг, вы подхалим и дурак, но вы проявляете стремление поддержать во мне жизнь. Возьмите вот это!» и дала мне конверт, велев следить за объявлениями…