— А все-таки у поэтов должно быть что-то общее!
— Конечно. Все они пишут стихи. Но хватит об этом. Я вам, вероятно, наскучил.
— Чудак, — Виола ущипнула его. — Мне очень интересно.
Они замолчали, прислушиваясь к шуму дождя, барабанившего по крыше.
— По-моему, вам надо жениться, — сказала Виола после долгой паузы. — Ведь вы не женаты?
— Нет. Но почему такой странный рецепт? Почему мне надо жениться?
— Чтобы кто-то присматривал за вами, развлекал вас, когда у вас мрачное настроение.
— Может быть, вы правы, — ответил Кадогэн. — Хотя сомневаюсь. Я за всю свою жизнь был по-настоящему влюблен только один раз, и было это сто лет назад.
— Кто она? — спросила Виола и быстро добавила: — Нет, я не должна быть такой любопытной. Вам, наверное, неприятно говорить об этом.
— О, абсолютно ничего не имею против, — весело сказал Кадогэн. — Все это давно уже быльем поросло. Ее звали Филлис Хьюм, она была актриса — черные волосы, огромные глаза, великолепная фигура. Но если бы мы поженились, наша жизнь была бы сплошным адом. Мы оба злостные эгоисты и могли выдерживать друг друга только в малых дозах. Если нам случалось провести вместе неделю, мы грызлись, как псы.
— Вся беда в том, — сказала Виола, — что вы плохо знаете женщин.
— Правда, плохо, — согласился Кадогэн. — Но поскольку я не собираюсь жениться, меня это мало тревожит. Вот с вами, Виола, дело обстоит хуже…
— О?
— Очень многие захотят теперь жениться на вас.
— Благодарю за комплимент, но почему?..
— Потому что вы. Виола Карстерс, невероятно богаты.
Она подскочила.
— Вы думаете, что я все же получу это наследство?
— Не вижу причин, почему бы и нет.
— Но… э… не знаю… ведь мисс Тарди предъявила права. И это все ее.
— Не думаю. У нее нет никого, ни близких, ни дальних родственников. Миссис Уитли, ее единственный близкий друг, совершенно точно сказала, что у мисс Тарди никого нет — и вы должны получить деньги.
— О, воскликнула Виола, — я буду очень осторожна!
— Только не будьте чересчур осторожны!
— То есть?
— Если чрезмерно бояться и не доверять людям, вы рискуете остаться старой девой.
— Ну, не настолько же я глупа, но никак не могу поверить, что у меня такая куча денег. Что бы вы сделали, если бы они были ваши?
— Уехал бы в Италию, чтобы спастись от английской зимы,— моментально ответил Кадогэн, — и устроил бы у себя хорошо укомплектованный винный погреб. А вы что будете делать?
— Куплю коттедж и найму служанку для мамы. Накуплю гору платьев, туфель, мехов. И машину. Сначала поеду в Лондон, потом в Париж, потом… в разные места… — У нее больше не хватило воображения, и она добавила, рассмеявшись: — Но до тех пор, пока не получу денег, буду работать у Леннокса.
Кадогэн вздохнул:
— Да, этот сумасшедший день принес вам огромное состояние. А что он принес мне?
— Приключения. — не без ехидства ответила Виола. — Волнения. Ведь вы жаждали именно этого?!
Кадогэн встал и прошелся по беседке.
— Да, именно этого. Но с меня уже хватит. Дайте мне взамен волнений хорошую прогулку за городом по холмам и полям. Теперь я склонен думать, что для меня достаточно волнующим приключением может стать момент, когда я утром открываю занавеси на окнах и смотрю, какая погода. Понимаю, что это звучит по-стариковски, но в конце концов я ведь уже не молод, и от этого никуда не денешься, а после сегодняшних приключений я даже рад этому. Человек среднего возраста знает, что для него важно и нужно. Все это дело, для меня по крайней мере, — сплошная бессмыслица и отныне я решил беречь свою энергию для вещей значительных. Если когда-нибудь меня будут соблазнять рекламные плакаты кругосветных путешествий, я шепну себе «Шерман». Как только увижу газетные заголовки о международных преступниках, скажу себе «Россетер». И вообще я дня через два вернусь в Лондон и начну опять работать, хотя у меня есть кошмарное предчувствие, что еще не все закончилось в этом деле.
— Боже, я почти забыла обо всем этом! А вы мне еще не рассказали, что вам удалось выпытать у этого доктора.
— Он сказал, что единственный человек, кто мог убить мисс Тарди, это вы.
Виола оцепенела, а Кадогэн внутренне выругался, но сказанного не вернешь…
— А почему он так сказал? — тихо проговорила Виола. — Наверное у него есть какие-то причины? Да?
Кадогэн объяснил ей, что есть неувязка со временем смерти старухи.
— Но, может быть, он врет, — добавил он.
— Вы думаете?
Он поколебался, прежде чем ответить.
— Откровенно говоря, нет. Но это не значит, что вам есть о чем волноваться. Тут есть какая-то загвоздка, но какая? А может быть, он просто ошибается?
Но этому он тоже не верил. Они долго молчали.
— Понимаете, это совпадает с тем, что говорили эти мерзавцы Уинкуорс и Россетер, — сказал Кадогэн, — по поводу того, что это «невозможное убийство», и Хеверинг тоже сказал тогда, что «никто из присутствующих не мог этого сделать».
— Но ведь он мог им солгать.
— Зачем?
— Потому что… Ну, хотя бы потому, что он сам убил ее, и знал, что указание настоящего времени выдаст его.
— В таком случае, зачем же ему было утверждать, что НИКТО из присутствующих не совершал этого? Ведь в тот момент он не знал, что вы находитесь внизу, в магазине.
— Может, он кого-то выгораживал.
Кадогэн глубоко вздохнул.
— Что ж, это возможно, но во имя неба, кого? Россетера? Шермана?
— Может быть, эту женщину? Вы сказали, что он знал ее.
— Да, но если бы вы видели ее… И, кроме того, единственное время, когда она была одна, это то, в которое Россетер был с мисс Тарди. Как же она могла сделать это?
— Они все могут лгать!
— Но опять-таки, зачем? Если человек хочет прикрыть убийство, свое или чужое, он не станет намеренно делать его «невозможным».
— Неужели вы не понимаете, — воскликнула Виола, — они могли придумать все это после того, как узнали, что я была там?!
— О! — Кадогэн был ошеломлен. Несомненно, это было возможно. Но тут же всплыло новое опровержение. — В таком случае, они не старались бы избавиться от вас.
— Нет, для них было бы безопасней, если бы вы никогда не услышали ничего, совсем ничего, что смогло бы навести нас на след, а мой рассказ как раз и сделал это.
— Я понимаю, все понимаю, но я все же верю, что Хеверинг сказал правду.
Он так увлекся диалектикой, что не замечал того, что методично разбивает ее защиту. Но полный слез дрожащий голос, прозвучавший в темноте, заставил его опомниться.
— Боженьки, я влипла!
— Чепуха, — сказал Кадогэн, преисполненный жалости и раскаяния, — никуда вы не влипли. Мы все знаем, что вы не виноваты, и скоро выясним, кто это сделал. Это только вопрос времени…
Он успокаивающе положил руку ей на колени, но тут же, опомнившись, поспешно отдернул ее.
— Да ладно уж, — одновременно плача и смеясь, сказала Виола, — чего вы испугались, чудак? Вы же мне в отцы годитесь!
— Ничего подобного, не гожусь еще.
Они оба рассмеялись.
— Так-то лучше, — произнес Кадогэн.
— Ой, не обращайте на меня внимания. Я веду себя, как ребенок. Я сама ненавижу плаксивых женщин.
— Пудрясь в темноте, вы вряд ли исправите повреждения, нанесенные вашей красоте.
— Ничего не поделаешь. Если вы увидите, что я похожа на мельника, когда мы вернемся в дом, вы мне скажите. Ладно?