— Каждый за себя! — крикнул он, прыгнул на груду ящиков и выскочил в окно.
К несчастью, во время прыжка вся эта груда со страшным грохотом развалилась, отрезав Кадогэну путь к отступлению. Собирать всё времени не было, дверь тоже исключалась — ручку уже кто-то поворачивал. Кадогэн схватил в одну руку банку тушеных бобов, а в другую — почек в соусе и ждал, приняв угрожающую позу. В кладовую вошел жирный продавец. При виде незнакомого гостя он остолбенел, выпучил глаза и разинул рот, но к удивлению Кадогэна не сделал никакого агрессивного жеста. Вместо этого, он воздел руки к небу, словно муэдзин, взывающий к Аллаху, и громким театральным голосом закричал: «Воры, воры, воры!» После этого он выскочил из кладовой со всей прытью, на которую только был способен. Несомненно, он гораздо больше боялся Кадогэна, чем Кадогэн его.
Но Кадогэн не стал задерживаться для размышлений над этим вопросом. Он пустился бежать.
Фэн сидел в «Лили Кристин-III» и сосредоточенно читал «Таймс». А возле лавки собралась небольшая толпа, которая с вялым интересом прислушивалась к несмолкаемым крикам продавца. Кадогэн скользнул на заднее сиденье и лег на пол. Машина скачком рванулась вперед. Когда они проехали мост Магдалины, Кадогэн сел и горестно произнес:
— Ну и ну!
— Спасайся, кто может! Не забывай, дорогой Кадогэн, я должен беречь свою репутацию. Это был продавец?
— Да.
— Ты его треснул?
— Нет. Он от страха убежал… Черт побери, — сказал Кадогэн, — я унес с собой эти две банки!
— Ну, что ж, мы их съедим за ланчем. Конечно, если тебя не арестуют раньше за мелкую кражу. Он тебя видел?
— Да… Послушай, Джервас…
— Ну?
— Я хочу докопаться до истины в этом деле. Я загорелся. Давай-ка съездим на Нью-Инн-Холл-стрит.
ЭПИЗОД С ЧИСТОСЕРДЕЧНЫМ СТРЯПЧИМ
В доме номер 229 по Нью-Инн-Холл-стрит, скромном, но привлекательном, были меблированные комнаты. Он находился почти рядом с женской школой. Его хозяйкой являлась миссис Уитли, маленькая, застенчивая, суетливая пожилая женщина. Разговаривая, она нервно мяла передник.
— Этим займусь я, — сказал Кадогэн Фэну, когда они подъехали. — У меня есть план.
Говоря откровенно, никакого плана у него не было. Фэн неохотно согласился. Он взял «Таймс» и начал решать кроссворд, без малейшего затруднения заполняя клетки, касающиеся литературы. Но сосредоточиться он не мог и стал сердито разглядывать прохожих.
Когда миссис Уитли открыла дверь, Кадогэн все еще пытался придумать, с чего бы начать разговор.
— Полагаю, — сказала она с волнением, — джентльмен интересуется комнатами?
— Именно! — он вздохнул с облегчением.
Она впустила его.
— Какая прекрасная погода, — сказала она, как будто это явление природы было делом ее рук. — Вот гостиная.
— Миссис Уитли, простите, но я обманул вас. — Теперь, уже находясь в цитадели, он решил отбросить уловки. — Меня интересуют совсем не комнаты… Дело в том… — он откашлялся. — …нет ли у вас родственницы или подруги — пожилой леди, незамужней, седой и… э-э… любящей носить костюмы из твида с блузками?
Нахмуренное, встревоженное лицо миссис Уитли просияло.
— Не имеете ли вы в виду мисс Тарди, сэр?
— Э-э… скажите еще раз ее имя.
— Мисс Тарди. Эмили Тарди. Мы ее всегда звали «Лучше поздно, чем никогда» из-за ее фамилии[1], понимаете? Как же, как же, Эмили моя старинная подруга. — Лицо ее омрачилось. — Надеюсь, с ней ничего не случилось? Ничего плохого, сэр?
— Нет, нет, — поспешил заверить ее Кадогэн. — Я встретил вашу приятельницу некоторое время назад, и она сказала, что, если я когда-нибудь буду в Оксфорде, то должен обязательно повидать вас. К сожалению, я забыл ее имя, хотя ваше запомнил твердо…
— Очень приятно, сэр, — лицо миссис Уитли вновь засияло. — Я очень рада. Друг Эмили — желанный гость. Если вы пожелаете пройти вниз, в мою гостиную, и выпить чашку чая, я вам покажу ее фотографию, чтобы освежить вашу память, сэр.
«Вот это удача», — подумал Кадогэн, спускаясь за миссис Уитли в нижний этаж.
Он почти не сомневался, что Эмили Тарди и женщина, которую он видел в игрушечной лавке, одно лицо.
Гостиная была забита плетеными стульями, дешевыми статуэтками, календарями с цветами, выгоревшими репродукциями и плохими тарелками на стенах с изображениями висячих китайских мостов. У стены стояла огромная плита с кипящим чайником. Быстро заварив чай, миссис Уитли поспешила к комоду и извлекла оттуда довольно сильно пожелтевшую фотографию.
— Вот она, сэр. Ну, та ли это леди, с которой вы познакомились?
Несомненно, это была она, хотя снимок был сделан лет десять тому назад, и он видел это лицо распухшим и посиневшим. Мисс Тарди улыбалась с фотографии ласково и рассеянно, на носу сидело пенсне, седые волосы слегка растрепались. Но это отнюдь не было бесхарактерное, безвольное лицо старой дамы. Напротив, несмотря на рассеянную улыбку, в нем чувствовалась уверенность.
— Да, это она, — кивнул он.
— Могу ли я спросить, сэр, вы ее видели в Англии?
— Нет, за границей, — на подобный вопрос это был безопасный ответ, — и довольно давно, месяцев шесть-семь назад, я думаю.
— Ах, это когда она была во Франции? Большая путешественница, наша Эми! И откуда у нее столько храбрости — жить среди всех этих иностранцев — понять не могу. Вы простите мое любопытство, сэр, но вот уже четыре недели, как от нее нет писем, и это довольно странно, она всегда была очень аккуратна в переписке. Я боюсь, уж не случилось ли с ней чего.
— К сожалению, я тут ничем не могу вам помочь.
Попивая чай с сигаретой в этой уродливой комнате под взволнованным взглядом миссис Уитли, Кадогэн чувствовал отвращение к своему притворству. Но рассказывать ей о грубой действительности не имело смысла, даже если бы он знал все точно.
— Она много путешествовала… Э-э… путешествует, значит? — спросил он, поддерживая светский разговор.
— О, да, сэр. В основном по маленьким городам Франции, Бельгии и Германии. Иногда она останавливается в них всего на день-два, иногда на несколько месяцев — в зависимости от того, понравится ли ей место. Вы знаете, вероятно, прошло уже три года с тех пор, как она в последний раз была в Англии.
— Довольно неблагоустроенный способ существования, я бы сказал. Есть ли у нее родственники? Должен вам заметить, мне она показалась какой-то одинокой.
— По-моему, у нее была только одна тетка, сэр… Давайте я налью вам еще чаю. Вот так… Но она недавно умерла. Некая мисс Снейс, очень богатая и эксцентричная особа. Она жила на Уор-Хилл и любила смешные стишки. А что касается Эмили, она обожает путешествовать и, знаете, это ее устраивает. У нее есть небольшие сбережения, и то, что она не тратит на детей, она тратит на то, чтобы увидеть новые места и новых людей.
— На детей?
— Она без ума от детей. Жертвует деньги больницам и детским домам. Это очень благородное дело, на мой взгляд. Но разрешите спросить, как она выглядела, когда вы ее видели?
— Не очень, мне кажется. Я не очень хорошо ее знаю. Мы жили в одном отеле два дня, не больше. Мы оказались там единственными англичанами и, естественно, немного поболтали друг с другом…
Кадогэн был потрясен непринужденностью своей речи. Но ведь недаром кто-то сказал, что поэзия это всего лишь усовершенствованная ложь.
— Ах, — сказала миссис Уитли, — я полагаю, вас раздражала ее глухота?
— Э-э… Да, немного. Почти забыл об этом…
Кадогэн невольно подивился складу ума тех людей, которые способны подойти сзади к старой глухой женщине, стукнуть ее по голове, а потом удавить тонкой веревкой.
— Мне, право, очень жаль, что она вам не пишет.
— Ну, может быть, потому, что она находится на пути к дому. Она ужасно любит делать сюрпризы — появляться на пороге без малейшего предупреждения. Она ведь всегда останавливается у меня, когда приезжает в Англию, хотя бедняжка, наверное, будет чувствовать себя в Оксфорде не очень уютно — я ведь переехала сюда только два года назад, и я точно знаю, что она никогда раньше не была здесь, — миссис Уитли сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Я так беспокоилась о ней, что пошла и спросила мистера Россетера.