- Вот это невесомость… Чуть не сорвались в штопор…
- Ничего себе - полторы версты свечой в космос.
- А что, собственно, случилось?
- Да ничего особенного. Пытались выйти на орбиту, да вторую ступень дома забыли…
Голоса бодрые. Все понимают, что самое опасное позади. Можно и пошутить - не впервой. Да, но ведь эксперимент не закончен, а только начат. Как сложится он во второй, десятый, двадцатый раз? Некоторое время спустя командир корабля спокойно резюмировал:
- Все ясно! Как мы и предполагали, на этой высоте двойную перегрузку создать нельзя. Задание будем выполнять на семи тысячах. Инженер, на борту все в порядке?
- Все нормально, командир!
- Понял. «Черемуха», я - четырехсотый. Режим не получился. На борту порядок. Передайте ведущему: произошло то, что ожидали. Согласно заданию снижаемся до семи тысяч.
- Четырехсотый, работу на семи разрешаю.
Начинаем сначала. Порядок подготовки к эксперименту тот же, но первая попытка оставила все же не очень приятный осадок, и все члены экипажа вольно или невольно ждут уже чего-то необычного, хотя понимают, что на новой высоте самолет должен вести себя совсем иначе.
Командир устанавливает заданный курс:
- Начинаем разгон, следи за скоростью.
Это мне.
- Слежу, Анатолий Константинович, Виктор Иванович, включай приборы.
Мощные реактивные двигатели быстро разгоняют самолет.
- Набор!
Вновь смотрю на летчиков, и вновь сюрприз. Теперь оба - здоровенные ребята-спортсмены - изо всех сил тянут штурвал на себя, но создать нужную перегрузку не могут.
- Прекращаем режим, - прерывисто дыша, командует Стариков.
Летчики отклоняют штурвал, и корабль плавно выходит в горизонтальный полет.
- Чижеловато, - слышу голос никогда не унывающего Евгения.
- Видно, твое «открытие», изобретатель, так и не пригодится, - пошутил командир. - Зря резинку испортил. А Николай все же молодец - он ведь и это предвидел. На такой высоте самолет слишком устойчив, поэтому у нас и не хватило силенок.
- Ничего. Осталось восемь тысяч. Кажется, высота самая подходящая. Вот там и посмотрим, - не сдавался Евгений Александрович.
- Да, золотая середина. Набираем высоту.
- Разворачивайся, Женя, а я отдохну малость после такого высшего пилотажа.
И опять мы на исходном рубеже.
- Ну, орлы, еще одно усилие - и наша взяла, - обращается к экипажу командир. - Женя, готовь свой резиновый «акселерометр».
- Готов. Только контуры подрегулирую. Даешь невесомость!
- Ладно. Командуй, штурман!
- Витя, включай приборы. Командир, разгон!…
Проходит несколько минут и снова:
- Внимание!… Набор!
Самолет вновь стремительно уходит ввысь.
На плечи опускается тяжесть. Стрелка указателя перегрузки замерла на втором делении. Это уже то, что нужно.
Набирая высоту, самолет медленно, но верно теряет скорость.
- Перевод!
И тут же вижу, как блестяще сработало климовское «открытие»: резинка повисла на изогнувшемся вопросительным знаком шпагате, и летчики, фиксируя ее движениями штурвала на одной высоте, достаточно точно выдерживали нулевую перегрузку. В окружавшем нас мире тяжести скользил по хитрой кривой островок невесомости. Ощущение на этот раз показалось нам приятным физически, а еще более - морально. Ведь это была победа.
А самолет уже переходит в пикирование, и пора кончать эксперимент.
- Толя, выводи.
Как и положено при выходе из пикирования, все прочно улеглось на свои места.
- Ну как приборчик? - не замедлил запросить Женя.
- Люкс. Можешь брать патент. А как невесомость?
- Не успел вкусить. Но вроде подходяще.
- «Черемуха», я - четырехсотый. Все в порядке.
- Четырехсотый, ведущий просит вас повторить.
- Понял. Делаем еще «крючок». Начинаю разгон. А тем временем наш бортовой механик Вася Бондаренко отстегнул привязные ремни и пошел наводить порядок в пассажирском и лабораторном отсеках. После эксперимента все мы, кроме командира, перешли на внутрисамолетную связь и разговора с землей не слышали. Не слышал его и бортмеханик, полагавший, что мы уже возвращаемся домой.
Скорость подходит к заданной. И вдруг за несколько секунд до начала режима я вижу, как Вася спокойнейшим образом идет к нам. Отчаянно жестикулируя, стараюсь показать ему, что надо срочно сесть и привязаться, - ведь привязные ремни есть на каждом сиденье. Но тот, широко улыбаясь, продолжает идти вперед. Дальше разгонять самолет нельзя, и я даю команду:
- Набор!
Снова все в экипаже испытывают знакомый цикл ощущений. Все, кроме Васи. Нашего «космонавта поневоле» перегрузка сначала плотно припечатала к полу, выражение его лица стало неповторимым и трудноописуемым: на нем отразилась вся возможная гамма чувств, кроме понимания происходящего. А потом, когда начался режим невесомости, его как-то по отдельности, начиная с ног, начало переворачивать вниз головой. Бортмеханик отчаянно хватался руками за чехлы сидений, которые с необычной легкостью снялись с кресел и, брошенные, задумчивым хороводом поплыли вокруг барахтающейся жертвы эксперимента.
Большей беспомощности человек ощущать, видимо, не может. Есть желание устоять, есть сила, но нет точки опоры. А в ней, оказывается, вся суть. Словом, наш «герой» несколько десятков секунд был во власти неведомого ему доселе чувства абсолютной беспомощности. На его счастье, эту совершенно неповторимую картину мог наблюдать только я. Остальные смотрели вперед. С трудом пересилив смех, я выдавил из себя команду на вывод самолета и, отпустив кнопку самолетного переговорного устройства, дал волю хохоту, особенно когда увидел, что после плавного перехода в горизонтальный полет наш «космонавт» «приземлился» прямо на ноги и, как ни в чем не бывало, продолжил свой неожиданно прерванный путь. Правда, сначала он грозно махнул раз-другой кулаками, а потом, сообразив, видимо, что сам в чем-то виноват, сел в кресло и показал мне большой палец.
Все были довольны удачей эксперимента. А когда я попытался рассказать о Васином персональном полете, он перехватил у меня инициативу и сам рассказал обо всем. Мы, конечно, вдоволь посмеялись, но, по существу, Вася стал подлинным героем дня, первым человеком, познавшим на практике, что же это такое - состояние невесомости. Это, кроме всего прочего, дало ему моральное право делиться своим «опытом» с будущими первопроходцами звездных трасс.
Так окончился этот эксперимент. А теперь, пожалуй, настало время признаться, что все здесь описанное произошло не в одном, а в нескольких полетах, в целой серии испытаний.
В десятках полетов нами были получены необходимые данные, отработана методика создания максимально продолжительной невесомости. В «плавательном бассейне» нашего самолета появились экспериментаторы и вслед за ними будущие космонавты. Авиация внесла свой очередной вклад в великое цело покорения советским человеком просторов Вселенной.
Мужество
Во многих странах все более «модными» становятся полеты боевых самолетов на малых высотах. Объясняют это тем, что полет на малой высоте дает экипажу огромное преимущество - он в несколько раз уменьшает возможность обнаружения и поражения самолета средствами ПВО противника.
В то же время полет на малой высоте очень труден: близка земля, в которую можно врезаться, неспокойна атмосфера. Случаются и такие казусы, о которых рассказывается ниже.
…Прекрасный осенний день. Воздух совершенно спокоен. Над скошенными травами стаями летают птицы, и их неумолкаемый гомон наполняет все вокруг. Подходят к концу полеты, но у экипажа нашего серебристого сверхзвукового бомбардировщика в полном разгаре подготовка к вылету. Инженеры, техники, механики, мотористы снуют вокруг самолета, тщательно проверяют каждый узел, каждый агрегат боевой машины. Никому не хочется, чтобы в воздухе создалась аварийная ситуация, тем более что сегодня впервые начинаются полеты на боевое применение сверхзвукового бомбардировщика на малой высоте.