Многие страны по всему миру, попав в насильственную зависимость от европейских стран — колониальную, т. е. по факту в рабскую, — вынужденно перенимали европейский быт, культуру, религию. Но Петр Великий предпринял первую в мире полностью добровольную и намеренную вестернизацию России. Таким же путем пошли после него немногие другие страны, но только через два столетия.
Живительный воздух с Запада дался русскому народу дорогой ценой. Только безмерная увлеченность Петра и его сподвижников великими целями для будущности страны смогла подвигнуть русский народ на тягости и жертвы нескончаемых войн, которые пришлось вести. Выдающийся русский философ Николай Бердяев отмечал: «Приемы Петра были совершенно большевистскими. Он хотел уничтожить старую московскую Россию, вырвать с корнем те чувства, которые лежали в основе ее жизни. … Можно было бы сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязанность сверху народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиций. … Но, большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом ее значение. Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнув Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем».
Далеко не все из европейского образа жизни было оценено Петром, как полезное для его Империи или политически допустимое, и еще меньше сумело прижиться на русской почве. Петр взял из Европы самое нужное и актуальное, по его мнению, для России. Помимо внешнего «онемечивания», основное было — промышленные технологии, включая кораблестроение и производство оружия, военная организация и призывная регулярная армия. Но то были конечные результаты деятельности западной цивилизации, всеми оцененные ее «богатства». Однако скрытые и стержневые достоинства западной цивилизации, обеспечивавшие ей мировое технологическое первенство — саморазвивающуюся политическую структуру, отмену феодальных отношений, либеральное законодательство, и личные свободы, способствующие новациям во всех областях, Петр оставил без внимания. «Бритье бород», «немецкое платье», «манеры» и т. п., на что он возлагал большие надежды в отношении общей культурной вестернизации, оказались декорацией, которая укоренилась только в элитарных кругах. Народные же толщи, как были в стороне от этих перемен, от чуждой культуры, так и остались еще на два века под феодальным гнетом, в разлагающем их жизнь социальном застое. Жан-Жак Руссо: «Реформы Петра Великого были поверхностными, потому что царь стремился превратить соотечественников в немцев или англичан вместо того, чтобы попытаться сделать из них русских».
Петр Великий даже физически «вырвал» Россию из славянской среды в «немецкую»: перенес свою столицу на запад, в Прибалтику, на древние пути и земли новгородцев, но одновременно и в традиционную зону влияния германцев и шведов, колонизованную рыцарями и помещиками-баронами со времен Средневековья. Немецким названием нового города — Санкт-Петербург — он на века утвердил свой «рывок» на запад. Немецкое влияние стало преобладающим в России весь XVIII век, однако в XIX-м веке оказалось сильно разбавленным французским, а затем британским.
Последствия многих петровских реформ сказались позже. Соседние народы стали воспринимать Россию, как страну национальной терпимости. Многие захотели попасть «под руку» московского императора (Грузия, Армения), под его защиту, чтобы жить спокойно, безопасно и по своим обычаям. Со временем это привлекло и объединило много азиатских этносов, органично вошедших затем в единый русский суперэтнос, раскинувшийся от реки Невы до Охотского моря. В отличие от колониальных завоеваний Запада и насильственного порабощения им миллионов во всем мире, русская экспансия в Сибирь и Дальний восток протекала в виде занятия пустынных безлюдных пространств, а встречавшиеся там редкие местные племена включались в Империю «на равных». Ни истребления, подобного индейцев Северной Америки, ни эксплуатации и рабства как в Южной Америке, Африке и Азии — Россия ничего подобного «не знала». Н.Я. Данилевский (1871): «Слабые, полудикие и совершенно дикие инородцы не только не были уничтожены, стерты с лица земли, но даже не были лишены своей свободы и собственности, не были обращены победителями в крепостное состояние».