Так в России очень буднично, без жертв, «репрессивный» и «кровавый» коммунистический режим за несколько декабрьских дней сменился на свободный и демократический строй. Именно таковым новый строй был преподнесен народу России. Было «разрешено все, что не запрещено», провозглашена дружба с Западом и скорое благоденствие «как у них». Случилось это вовсе «не волей» народов, населявших просторы страны, а решениями и энергией лишь властной элиты России, нескольких десятков человек с партбилетами Коммунистической Партии Советского Союза в карманах. Благодаря только их политике в Кремле мирно, в декабрьских вечерних сумерках спустили с кремлевского флагштока кроваво-красный большевистский стяг и подняли триколор Февральской демократической революции 1917 года.
Вновь в российской истории реформаторы, недавние коммунисты, как их собратья большевики революционных лет, приняли иллюзию за руководство к действию. В 1922 году при утверждении Конституции СССР основатель страны Ленин настоял, чтобы для республик было записано право добровольного выхода из Союза. Этим как бы провозглашалась свобода и защита от «русского шовинизма», который он всячески искоренял. Сталин был категорически против и оказался прав. Советский союз распался в 1991 году юридически «чисто», на основании лишь нескольких строк на пожелтевшей за семьдесят лет бумажке, подписанной давно умершими людьми. В тот же миг Россией было потеряно половина населения и треть собранных царями и большевиками земель, а миллионы этнических русских стали изгоями за новыми рубежами. Однако никто не предполагал будущую неспособность постсоветских государств, неожиданно получивших суверенитет, упрочить свою государственность. Следствием стала возникшая у них потребность неизменно перекладывать вину за свои беды в прошлом и настоящем на недавнего «колонизатора» — Россию. С тех пор это питает там национализм, а у некоторых — неприкрытую вражду. Еще в 2000-х годах русский философ Александр Дугин прозорливо допустил вариант гражданской войны на просторах бывшего СССР как войну Украины с Россией, инициированную Западом.
Сила государства и его народа, всегда растет с его расширением и централизацией, и, наоборот, падает с его уменьшением или расчленением. Однако продолжая воевать с коммунистической силой и ее наследием, но в полном согласии с утопическими идеями ранних большевиков о равноправии народов, Ельцин не только бросил свой знаменитый призыв к республикам, входившим в Россию: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить», но и применил его на практике.
Это пример, как желание «жить, как они», т. е. получить все блага с плеча «победителей», вместо первоочередного восстановления независимости и могущества собственного государства, даже очень длительного, трудного и голодного, всегда приводит к позорному краху. Потеря сопротивляемости этносом всегда вызывает попытки разрушить его государство, если не снаружи, то изнутри. Это, как оставить мясо в тепле на сутки — протухнет, потому, что сразу появятся силы, желающие поживиться. Такова история человечества, таковы природные законы существования живых существ. Либо ты силен и жив, либо ты раб или мертв. Природа ставит все живое — ползающее, ходящее, плавающее, летающее, растущее в земле — в одни общие для всех условия. Жестоко, обидно, но неизбежно. Подобное сразу проявилось в России агрессией на Кавказе на деньги и с благословением на «джихад» арабского востока. Терроризм с сотнями жертв в Москве и на Кавказе, «первая чеченская война», затем «вторая» — этим обернулась в 1990-х годах раздача суверенитета и потеря Россией силы и сопротивляемости. Крах СССР показал не только банкротство коммунистических идеалов и тщетность претворения их в жизнь. Отсутствие у погибшего государства средств даже на жизненно необходимые нужды, на пропитание, вынудившее просить помощи у вечно проклинаемых коммунистами «буржуев», обнажило катастрофическую потерю народом сопротивляемости и силы.
В 1991 году с Россией произошло нечто подобное политическому перевороту октября 1917 года, но только с обратным знаком. Действующей силой внезапных социальных перемен в России стали опять не народные массы, ведомые политическими силами, заслужившими у них авторитет. Переворот в России в 1991 году, хотя и юридически законный, был осуществлен небольшой по численности коммунистической «номенклатурой», т. е. высшей партийной и административной элитой, ничем значительным и полезным себя ранее не зарекомендовавшей.
Новоизбранному президенту России Борису Ельцину и его команде предстояло разворачивать социалистическую «телегу» в обратную сторону — от коллективизма и «уравниловки» назад к частной собственности, к частной инициативе и индивидуализму, которые большевистские «старшие товарищи» искоренили 70 лет назад. Ельцин взял курс, который он и его команда молодых реформаторов приняли для себя за образец: примирение с Западом, копирование Россией его хозяйственной и культурной жизни. Он сразу удивил вчерашних непримиримых врагов готовностью в одностороннем порядке снять с прицелов на их города наши ракеты с ядерными боезарядами. Он развернул широкую приватизацию государственных промышленных предприятий, пригласил с Запада консультантов по переходу хозяйства на капиталистические рельсы, по воссозданию рыночной системы после 70 лет господства «плана». В качестве одобрения или как медаль за заслуги на этом пути, Запад принял Россию в свой привилегированный клуб, в «семерку» ведущих стран «свободного мира», объявив ее «восьмеркой». Ельцинская команда восприняла неожиданное поощрение с благодарностью и восторгом.