На простых людей все это действовало самым необыкновенным образом, вселяя в них одновременно оторопь и неоправданные надежды. На митингах в поддержку действий властей можно было увидеть лозунг: «Капитализм, прости и спаси нас!». Людей охватила убеждение, что все наши беды — следствие не только «оков» и идейных рогаток на пути, по которому вели «коммунисты», но и искусственно разжигаемой ими враждебности к Западу. Люди, вслед за Ельциным и его командой, поверили, что, сбросив шоры и путы коммунистической идеологии, показавшей полную несостоятельность, закончив, наконец, противостояние с мировым капитализмом по идеологическим причинам, Запад с радостью примет Россию в свои объятия, забудет прошлые обиды. Без коммунистической идеологии, грозившей 70 лет мировой революцией, без ленинских «Сокрушим гидру мирового империализма!», без хрущевских «Мы вас похороним!», «Мы еще покажем американцам Кузькину мать!» не станет более причин для вражды, Россия станет равноправным и любимым членом семьи западной цивилизации. Это казалось таким желанным и вполне достижимым для народа, замученного «марксизмом» и «развитым социализмом». Всеобщим становилось желание «наконец-то зажить, как на Западе».
Оголодавшая и обнищавшая Россия безмерно устала от коммунистических экспериментов над собой. Лозунги ельцинских реформаторов со словами «демократия», «свобода» казались измученному народу правдоподобным спасением. Поэтому Россия безвольно и покорно легла под иглу с новой инъекцией западной цивилизации, горько надеясь — «авось, поможет». «Уколы» с прививкой делали опытные западные консультанты, приглашенные ельцинской командой. Они не только сияли радостью, обрадованные нежданно легкой победой в затяжной Холодной войне, но и одновременно набивали себе карманы валявшимися под ногами богатствами, заработанными и созданными народом, сидевшим теперь перед ними в инвалидной коляске.
Это было похоже на то, как русский народ, скатившись в яму слабости и утраты сопротивляемости по вине ложной коммунистической догматики, возжелал всего лишь «сытости» и комфортной жизни «как на Западе», что давно обещалось западной пропагандой. Ему показалось, что все хорошее и важное в его жизни само собой останется, никуда не денется, но добавится к этому только еще лучшее. Это стало развилкой на пути народа, и он выбрал на целое десятилетие тупиковый путь. Иное направление развития России — к обретению утерянной государственной силы, как первоочередное — тогда вообще не рассматривалось, оно вызывало у всех только неприязнь. Ведь только-только позорно закончилась война в Афганистане, показавшая народу чего стоят и чем заканчиваются политические амбиции коммунистов. Армия и ее офицеры воспринимались как опора ненавистного коммунистического режима. Военных на улицах оскорбляли, молодежь не желала поступать в военные училища, авторитет армии и военной профессии упал вслед за коммунистическими идеалами. Тем временем лидеры ведущих западных стран демонстрировали на публике исключительную доброжелательность и щедрость по отношению к стране, уступившей им в долголетнем противостоянии. Ослабевшему и проигравшему — улыбки, сочувствие и гуманитарная помощь, — это так цивилизованно. Подобное вселяло надежду и веру в добрых и «бескорыстных» давешних врагов, не помнящих зла. Те же ощущали про себя восторг победы и готовили планы по разворачиванию безграничного «однополярного» мира, их СМИ были полны презрительных насмешек над покоренным, недавно опасным и страшным «медведем».
Но новые руководители России были столь же невежественны в делах переустройства страны на капиталистический лад, как и их предшественники — на лад социалистический. Ельцин намеренно собрал свою команду из молодых интеллигентов, не имевших ничего общего с провалившимися управленцами коммунистической эпохи. То было правительство из амбициозных, энергичных «завлабов», как их в насмешку называли, не имевших опыта управления не только государством, но даже предприятием — начитавшихся лишь книжек. На этот раз не марксистских, как сто лет назад большевики, а либеральных, но тоже, конечно, западных.