Третье — то, что стало результатом первых двух — свобода частной инициативы, выразившаяся в бурном частном предпринимательстве — не только в хозяйственной деятельности, но и в культуре. Результат — высвобождение частной инициативы — повсеместное новаторство во всех областях человеческой деятельности. Четыре последних века это было присуще только западной цивилизации, поэтому она всегда и всех опережала.
Результатом этих предпосылок стало четвертое, что удивляло и продолжает удивлять весь мир — бурное развитие технологий. Технологии рождаются раскрепощенной смекалкой отдельных личностей, подкрепляемой здоровой, но ограниченной законом корыстью, а также тщеславием и самовыражением, но чаще всем этим вместе. Когда так поступают все, кто энергичен и умен, тогда это становиться великой и непревзойденной в истории силой. Тогда передовые технологии быстро проникают во все уголки жизни государства, оно развивается и крепнет с поражающей мир скоростью.
Новаторские промышленные технологии рождают пятую ценность — технологии военные. Оружие прошло путь от каменного топора до высокоточной ракеты только благодаря технологиям, созданными горящими страстью новаторами. Больше страстных новаторов — совершеннее оружие, сильнее государство. Остается по-прежнему нерешенным — как это оружие сумеют использовать власть предержащие.
Передовые военные технологии и техника порождают новую военную структуру, организацию, тактику, стратегию. Армия преобразуется, и государство, благодаря этому, становиться сильным и независимым в кругу вечно ревнивых и враждебных соседей. Цивилизация же в целом, как сообщество породненных общей культурой и/или религией стран, достигая этого, становиться одной из доминирующих в мире сил, способной, по выбору властей или духовных лидеров, к добру или ко злу.
Бурное развитие государства воздействует на быт народа, благосостояние, на понятия «что хорошо и что плохо», на весь стиль жизни. У «отстающих» обществ и цивилизаций успех соседей вызывает зависть, смешанную с недоверием и опаской. Причины чужого успеха для них не ясны, но притягательны. Полностью скопировать чужую жизнь невозможно и противоестественно. Поэтому остальной мир, даже его уголки, прячущиеся от любых перемен, волей-неволей начинают перенимать самое заметное из «передового», лежащее на поверхности, надеясь с этим приобрести и технологическую силу — самое желанное для их «государей». Однако ценнейшие предпосылки прогресса чаще всего остаются незамеченными или неприемлемыми для догоняющих стран.
Этим путем пошел и наш Петр Великий. Он первым начал «самовестернизацию» отставшей России, но стал собирать западные «ценности» с обратного конца их списка — от результатов, столь впечатляющих и недостижимых, не дотрагиваясь до предпосылок и причин западного успеха. В конце этого списка были привлекательный западный быт, житейский их стиль, и он потянул это к себе в первую очередь. Затем, обратно по списку — военный порядок, тактика, техника, регулярная армия — это легко давалось с помощью западных специалистов. Последнее по очереди, что очень хотелось и удалось получить — военные технологии: металлургия и производство современного оружия на Урале, морское кораблестроение в Петербурге, суконные производства для армии и т. п. Все это быстро прижилось на русской почве и вскоре принесло военные победы над самим же Западом. Урожай западной цивилизации был собран и с пользой использован, но то, что рождало и обновляло его каждый год на Западе, осталось неопознанным и/или неприемлемым в тот век для России. Основание для прогресса страны не было заложено, гниль под «новой избой» так и осталась.
Наследники Петра, не столь великие духом, сумели лишь плестись следом за Западом. Элита продолжала тянуть с Запада «игрушки», примеряла на себя образ их жизни, училась их «культуре», языкам, научилась болтать между собой, как «настоящие» французы или англичане. Но по-прежнему список обретенных западных ценностей оставался «петровским». Первым из русских монархов, у кого проснулась совесть, был Александр I. Крепостное рабство лежала уродливым пятном на стране, и его было не спрятать от презрительных глаз Запада, как бы ни хотелось на него походить. Начиная с этого царствования в русской элите начали бродить мысли о политической либерализации на западный манер, о республике, о конституции. Но то были лишь мысли и мечты, на деле прерываемые ссылками и казнями вольнодумцев. Непреодолимый столетиями бастион западной свободы — парламент — был взят Россией только после «кровавого воскресенья» января 1905 года. Но созданная тогда Первая Государственная дума стала лишь совещательным органом при монархе, лишь вывеской и клубом разночинцев. Ни о каком ограничении абсолютной власти речи тогда не шло.