— Да?
— Скажи мне, а почему ты не позовешь на планету… м-м-м… друга?
«Будь внимательна, он совсем не тот, за кого себя выдает». Я честно себе пообещала, что как только выберусь, выбью из него правду. И пусть ледышка только попробует меня оттащить.
Дональд запустил пятерню в волосы и вздохнул:
— Ж-жаль, что ты вспомнила. Я не м-могу.
Так-так, он этого ждал и безбожно себя выдал. Такой проницательный и такой наивный.
— Тогда ты блефовал?
Кивок. И глаза слишком далеко, и слишком темно. Я придвинулась к нему, встав на четвереньки, и за подбородок вздернула приопущенное лицо.
— А теперь еще раз. Ты что, наврал мне, что можешь освободить ее и призвать?
— Д-да.
Я отпустила его и отползла в угол. Все очень плохо. Выдуманный мною стратегический гений врет, как младшеклассник, и очень этим смущен. Оно, конечно, мои инквизиторские навыки могут сбоить, но это вряд ли. Собственно, его вранье — это даже не самое худшее. Во-первых, Дональд прекрасно понимает, что я его раскусила, и все равно врет. Во-вторых, он действительно привязан к своей замороженной королеве.
— Когда нас казнят, этот наш общий знакомый все равно очнется, — как можно грубее сказала я. — И останется один на один с кораблем, космосом и необходимостью двадцать два часа в сутки сидеть в холодильнике. Нравится?
Дональд мотнул головой.
— Лет через триста корабль начнет умирать, — продолжила я. — Там начнет дохнуть все. Видел разлагающийся корабль? Там охрененно пахнет. Может, она перенастроит энергоснабжение, и…
— Замолчи.
Ага. Я рада, что нащупала нежное место. Нам ведь весело, ты помнишь?
— И не подумаю. Хотя… Что я знаю о ней? Вдруг она примчится к месту твоей казни? Или решит отомстить? Или не примчится?
— Алекса, замолчи.
Хорошие интонации, мне нравится. Всю жизнь мечтала так провести время перед смертью.
— Так что скажешь? Ты в ответе за ту, которую приручил? Или просто удобно изображать несчастного влюбленного?
Дональд не стал отвечать, а я скисла: черт, похоже, перестаралась, загнала его в оболочку. Взорвись он — можно было бы раскрутить обормота на откровения, узнать хоть что-то о возможности спастись. И плевать, что нас слушают.
— П-послушай. Я думал об этом. Даже если бы п-путь сюда занимал меньше сорока минут, я б-бы не стал рисковать. Если все з-затянется, нас убьют, а она п-попадет… К ученым.
Я некоторое время осознавала сказанное, а потом улеглась, насколько могла, отвернувшись к стенке. Это так мило. Придурок в корне ошибался, он при всем своем уме был идиотом, и это так мило. Я не знаю, что творится в голове у Лиминали, но по поводу завтрашнего пробуждения я ей не завидую.
Еще, конечно, стоило бы узнать у обормота, что он за фрукт, но общаться с ним расхотелось. На том свете непременно сведем счеты. Пижама кололась и натирала поясницу, мне не выдали под эту дрянь нижнего белья, кожа головы умоляла о душе, а мне просто ничего не хотелось.
— П-прости. Но наш единственный шанс — это п-пройти «Куб».
«Тогда у нас нет шансов».
— П-послушай… М-мне тоже не нравится решение. Хотя бы п-потому, что я получил нужные данные.
Я открыла глаза, на удивление быстро поняв, о чем это он.
— Что?
— Да. Т-терминал закачал в меня информацию, не всю, правда. Д-для нее есть, э-э-э… Лекарство.
Эх. Да, везет ей.
— Кстати, ты помнишь, что она назвала тебя по имени?
— К-когда?
— Я имею в виду «твое» имя. Пока тебя прилепило к этому прибору, она села рядом и назвала тебя по имени. Не «Валкиином».
Тишина. Дональд думает. Не знаю, что он там использует, — загадочное чутье или не менее загадочный ум, — но он думает. Ну, пускай. Полезно ведь.
— Это с-странно. Как она узнала?
— Скоро спросим у нее.
Дональд, к счастью, промолчал. Я лелеяла слабую надежду, что новый повод подумать капнет хоть чуть-чуть на нужную чашу весов. Потому что мы не сможем скоординировать свои действия — ни по дороге на казнь, ни в изнанке, а значит, наш шанс — это Лиминаль.
«Наш».
Алекса, ты жалкая. Тебе же не нужен никто. Если получится, ты сама вытащишь идиота — за задницу, но вытащишь. Если у тебя не получится — ты расстроишься, но вспомнишь, что зачем-то дошла до этого момента, а значит, есть смысл дойти и до следующего. Всегда есть пункт Б, правда?
Я слушала себя и поражалась до тех пор, пока не заснула.
Что, кстати, тоже было по-своему поразительно.
* * *
В огромном лифте, который из тюремных бараков должен был поднять нас наверх, были стулья и даже диванчик.
— Переодевайтесь.
Охранник стоял свободно и расслабленно, и если бы не прикрытие, я бы его разделала даже без своего скафандра. Я потянула через голову пижамную рубашку. Оно, конечно, нехорошо еще и бесплатный стриптиз показывать, но что делать. В некоторых мирах пытают перед казнью, просто для развлечения толпы. Где мозги вскрывают, где насилуют сутки кряду — что ни мир, то свои вкусы. На Х67 жаждут видеть в «Кубе» свеженьких и бодрых.
Тоже своего рода извращение.
— Синдикат дал вам десять минут потрещать, — сказал охранник, выходя наружу. — И без хрени мне тут. Если что, упеленаем спецпластом.
Прикрытие опустило стволы и потопало за ним. Дверца в тяжелых створках хлопнула, и десять минут пошли. Попялились на переодевающуюся и вышли с миром. Ну что за цивилизованная мафия, загляденье просто.
С утра к нам заглянул представитель правящего синдиката, потом какой-то местный священник-еретик: вроде как покаяться предлагал. Потом прибежал настырный паренек из сил планетарной самозащиты: очень его заинтересовало, чем убили доктора. Намекал, что верит нам, но ничего поделать не может.
Поскольку про Гончую ни я, ни Дональд не упомянули, ничего внятного он не узнал. Хмурый и невыспавшийся обормот напоследок посоветовал задать этот вопрос начальнице охраны доктора, и расстроенный паренек убежал.
Дональд мял в руках свою «рясу Обреченного» и выглядел скверно: в отличие от меня, он не спал. Сам виноват, потому что где-то в глубине души прекрасно понимал, что попытка того стоит. Но mein Gott, это ж какой риск обречь Рею на страдания, ах-ах.
А после этого он еще и моей задницей полюбовался. Где, спрашивается, справедливость?
Накатывал адреналин, прорезались зубы истерики, и мне стоило огромных усилий держать себя на строгом поводке: поводок трещал и вырывался. В таком настрое я сбегу даже от ударного катера, и это великолепно, это здорово, и да начнется бой за жизнь. Я уже слышала вой толпы — хотя его и не будет в «Кубе». На многих варварских планетах чужаков бросают хищникам, но здесь планета прогрессивная, продвинутая, поэтому ресурсы генератора изнанки тратят на то же, на что дикари тратят одного дикого зверя.
Только вот обормот все портит. Мне даже жаль оставлять его. Жаль бросать странную аферу, жаль не узнать, что там за информация была, за что умираем, так сказать.
Да, жаль.
— Ну как, не передумал? — спросила я.
— Нет, — сказал Дональд.
Свет, который вот-вот станет приближаться, свет, из которого никто уже не вернется. Как иронично: свет в конце туннеля, и такой беспросветный мрак в мозгах у этого обормота.
— Неправильный выбор, Дональд.
— Мы должны пройти, Алекса! Это единственный путь…
Я уже слышала гудение голосов, вой толпы, и оставалось слишком мало времени. Ну что же, ты не оставляешь мне шансов, мой капитан. Я слишком хочу выжить.
Церемониальная одежда — это всего лишь ткань. Я сложила за спиной пальцы: безымянный крюком и словно бы в ладонь, мизинец подогнуть, а остальные, как учили, — «артритным скрутом».
Прости, Дональд, ничего личного.
Он натянул на себя верхнюю рубашку, «рясу Обреченного», обернулся, и я всадила ему скрученные пальцы в грудь. Черт, хорошо тебе, ты даже ничего не чувствуешь, а вот мои пальчики…
— Что ты…
Он еще ничего не понимает. Еще бы. Когда «печать инквизитора» останавливает витаконтроллер, это доходит не сразу.