Выбрать главу

— Слушай меня, Дональд, и запоминай, — тихо сказала доктор Карпцова. — Это все, понимаешь? Здесь все.

Я медленно потянулась к поясу. Сейчас выстрел из ударника в плечо — отрастишь новое, милочка, — и опрокидываем стол, Дональда кидаем за него.

Ничего из запланированного я не успела. Открылась дверь, и вошла давешняя девица в большом шлеме, которая здесь кто-то вроде начальницы охраны, и это был конец, и я ничего не успевала…

— Ты? Что…

Доктор медленно вставала, глядя на вошедшую, а та одним движением бросила ее назад на диван. И я поняла, что мне лучше повременить еще чуть-чуть, но руку незаметно сдвинула. Была у меня однозарядная заначка, скрытая тяжелыми складками плахитьи.

— Именем Черного трибунала, приказываю оставаться на месте.

«Ого». Вот и все, что мне удалось выдавить из мозга, а «зеркальный шлем» продолжал:

— Вы обвиняетесь в попытке продажи информации, принадлежащей Империи, в преднамеренном нарушении режима памяти…

Это было страшно, ведь «черные» имеют право казни на месте.

— …по совокупности — смерть, — закончила Гончая, щелкая по запястью. — Знаете, доктор, я уже перестала верить, что это случится. Мне надоела «подработка» в вашей охране.

Гончая вынула из локтевого кармана витую двойную спираль — клейнод «почетной казни» — и размашистым движением пробила грудь доктора Марии Карпцовой, которая так ничего и не сказала. Ее тело, извиваясь, сползало с дивана, а зеркальный шлем повернулся ко мне.

— Пособники преступления, — сообщила Гончая в пространство.

То есть на самом деле это для протокола, но выглядело все равно мерзко.

— Неустановленный мужчина. Парализован с неизвестной целью. Парализованная женщина…

Гончая шла ко мне, и ее забрало-зеркало тускнело, испаряясь вместе со шлемом. Передо мной оказалось лицо, покрытое серебряной сеткой татуировки. За бледным сиянием еще угадывалась та, которая вечность назад была самой-самой в космоходном училище.

Староста курса Джахиза Фокс.

Ну, здравствуй.

— Беглый инквизитор Александра Кальтенборн-Люэ, оперативный псевдоним — «Утренняя Звезда».

Джахиза смотрела на меня с грустью, потому что это не лучший повод встретиться с сокурсницей. А еще из-под ветвящихся символов проглядывали веснушки, и это было совсем на грани фола — словно запертое в клетку лицо доброй, в сущности, девчонки.

Что-то кололось в сознании, какая-то ненужная мысль. «Меня сейчас казнят на месте». Нет, не то. «Она слишком долго на меня смотрит». Нет, туда же. «Она почему-то не опознала Дональда». Не опознала… Вот черт. В скафандре Гончей содержится банк данных всех капитанов плюс средства связи с трибуналом для запроса неопознанных…

— Ты напрасно оставила свою работу, Алекса.

Двойная пружина распрямилась в ее руке, и я прыгнула.

Спираль распорола диван, и Джахиза на полувзмахе попыталась достать меня, а я уже разряжала ей в спину однозарядный скорчер.

Вспышка — и щит без остатка поглотил разряд, которому положено испарять катера.

— Еще и сопротивление, — произнесла Гончая, делая выпад с разворота.

С ума сойти, как она двигалась. Я сорвала с пояса ударный пистолет, бросила в нее плахитью и обратным сальто прыгнула к стене. У «черных», по слухам, считается позором, если обреченный оказывает сопротивление?

Ну, я тебя сейчас попозорю.

Клейнод прочертил борозду в стене, силясь успеть за мной, а я вышла ей во фланг и выстрелила. Ударный патрон полыхнул по щиту, второй тоже, а третий ушел в потолок.

Джахиза попыталась выбить пистолет, но лишь отклонила ствол.

Если бы не амортизаторы скафандра, запястья бы у меня больше не было.

Еще выстрел, и еще один.

«Ну, давай!»

Заряды летели в цель через один. Я отступала, пытаясь загрузить ее щит, а Джахиза попеременно пробовала достать меня клейнодом и отбивала ствол.

Вниз, в сторону, вверх. Еще вниз.

Предпоследняя пуля отбросила ее, и — в голову.

Джахиза успела зарастить шлем, и первый аккорд моей заупокойной был рявкнувшим рикошетом. С виброклинками против клейнода Гончей? Да ладно.

«Но я все же попробую»,— сказала маленькая рыжая отличница из космоходки.

Лезвие с правой руки я метнула, и Джахиза легко уклонилась от него.

«Вот и умничка».

Первый же взмах клейнода сломал левое лезвие, и я осталась голой акробаткой против двуногого оружия. И это было круто.

— Ба-бах, — сказала я с самой приятной улыбкой.

Джахиза успела что-то понять, но вот сделать — нет.

Грохот выстрелов бросил Гончую на меня, и я уклонилась, пропуская дергающееся тело, с которого хлопьями дыма срывало скафандр. Когда магазин иссяк, от тела уже летели ошметки.

— Молодец, — сказала я, поднимая пистолет со сброшенной плахитьи.

Дональда трясло, у него дергалась щека, и он медленно опускал «ударник». Меня, честно говоря, тоже порядком колотило: не каждый день получается убить соперника такого калибра. Пусть и чужими руками.

— Т-ты…

— Я. Собери оружие, клейнод руками не трогай… Не трогай, я сказала!!!

Оружие Гончей полыхнуло и исчезло, как и положено таким сильным вещам. Дональд сел на пол, проморгался и поднял на меня взгляд.

— Ч-черт. А как ты…

Он обернулся и посмотрел на осколки злополучного терминала. Молодец, обормот, понял все. Дональд кивнул — мне и своим догадкам заодно — и принялся собирать оружие, а я подошла к развороченным останкам Джахизы и подняла ствол. Не люблю достреливать трупы, но все же…

— Оружие на пол, — распорядился тихий голос.

В дверях стояла охрана доктора — три штуки — и какой-то хлыщ с мафиозной меткой в пол-лица, и все это — поверх жерл излучателей разного калибра.

Расчет с учетом расстояния: минимум два трупа с их стороны. Гарантированные пять-шесть дырок в Дональде, по меньшей мере одна — во мне.

«Не пойдет».

— Быстро!

Ударная пуля взвыла у моей щеки. Да, нервы. Нервы. К чему бы это?

Глава шестая

Суд был скорым и справедливым, даже бить не стали. Хорошие манеры — это вообще своего рода признак полукриминальных миров: тебя могут назавтра приговорить к молекулярному расчленению, но сегодня все проходит чинно и красиво. Мне не понравилось только то, что с меня сняли скафандр. Приговор тоже, конечно, не особо восхитил, но с родной безделушкой во все тело умиралось бы как-то поспокойнее.

Я сидела в камере два на два, пыталась свыкнуться с мыслью, что завтра на тот свет, и придумывала планы бегства. Дело ведь такое: или ты сидишь в отчаянии, и тогда ты все равно что уже умерла, или ищешь выход.

Жаль, что камера одиночная, вместе можно и спеть что-нибудь, и вообще, много чего интересного можно сделать в ночь перед казнью, когда ты не одна. Говорят, вместе и умирать веселее. Врут, конечно, но попробовать было бы интересно.

«Ты самая лучшая, доченька».

Конечно, лучшая, думала я, усаживаясь из третьей позы бифудху сразу в пятую. Неужели я сама не справлюсь со своей смертью? Справлюсь, мама, обязательно справлюсь. Лет эдак через триста. А теперь отстань и дай мне подумать.

Казнь в изнанке не очень гуманна и, строго говоря, запрещена. Теоретически это как раз своеобразное испытание, с вполне конкретным шансом на выживание, однако практически… Практически же ни один человек, брошенный в «Куб», еще не выходил оттуда живым. Несколько раз возвращались седые тела, пару раз — фрагменты, но все больше изнанка не разжимала челюстей. Я в свое время смотрела записи таких казней, то еще зрелище. Картинка там часто пропадает, но все равно на фронтире попасть к трансляционному экрану, приобщиться, так сказать, — вопрос чести, хоть это и безумно дорогое шоу. Оно на ура отбивает энергозатраты и дает неплохую прибыль.

«И это все при том, что часто зритель даже не понимает, в какой момент обреченный прекращает блуждать по кошмарам измерений и наконец умирает».