Словом, веселился, как мог.
Мимо то и дело бегала Юнха: во двор – с заставленными полными кружками подносами, со двора – с угрожающими вот-вот рассыпаться стеклянными пирамидами. Элья не появлялась: видно, девушка прислуживала пирующим во дворе, и оттуда её не отпускали.
Хозяин совсем будто не волновался за судьбу старшей дочери. Неужели настолько уверен, что ничто не может грозить ей на заднем дворе родного дома?
Авийе-Лассе... что там Авийе-Лассе?
Тенки уставился в книгу, разбирая вьющиеся перед глазами строчки. Дробный весёлый стук каблуков заставил его вздрогнуть.
Пахнуло лавандой.
– Чего читаешь? – она вдруг склонилась перед ним, заглядывая прямо в лицо – от неожиданности Тенки отпрянул. Это движение снова заставило девушку захихикать.
От её волос шёл запах костра и хмеля.
– Книгу, – ответил Тенки, видя перед собой тёмно-голубые глаза, прикрытые просто невразумительным количеством длиннющих ресниц.
– Какую книгу, глупый? – она выглядела слегка пьяной. И насмехалась.
– Тебе не понять, умница, – ядовито ответил Тенки, выразительно приподнимая одну бровь – этому трюку он научился у Ацу.
Девушка снова захохотала – свободно, заразительно, пробирающим до корней волос смехом.
Выпрямилась, глянула сверху вниз, приказала:
– Дай руку!
Тенки послушно протянул ладонь, недоумевая, зачем ей. Вокруг кисти обвились тёплые тонкие пальцы, потянули повелительно:
– Иди сюда.
Ведя его за собой, она толкнула незаметную дверь в широком коридоре гостиницы, втащила подростка внутрь.
Тут пахло то ли крысами, то ли кошачьей мочой – впрочем, если не принюхиваться, не так шибало в нос. Тенки увидел мельком какие-то инструменты, похожие на черенки лопат, составленные друг на друга вёдра, непонятные мешки.
Элья закрыла дверь, и Тенки вмиг ослеп. Прислушался, пытаясь определить, где она. Прошуршала юбка, и на плечи ученика Королевской высшей школы легли прохладные девичьи руки.
Её дыхание пахло вином.
Её губы отдавали вином.
Она долго его целовала, не произнося ни слова. Только целовала, как-то жадно и в то же время по-взрослому, ведя за собой. Распустила шнуры Тенкиной рубашки, запуская внутрь руки. Пальцы её прохладно щекотали кожу.
Тенки коснулся длинных застёжек холщового платья, неумело справился с воротом. Обнажил грудь, потянув вверх облегающую маечку.
Её поцелуи стали ещё более будоражащими – оказывается, это было возможно.
Одной рукой она обхватила его за шею, другой ерошила волосы. На каблуках она была выше Тенки, а так – прижимая к стенке, заставив опуститься под лавандовой тяжестью на узкую полочку, тянущуюся вдоль стены, – и вовсе вынудила задрать голову, чтобы отвечать на прикосновения губ.
– Элья! – приглушённый крик из глубин таверны раздался внезапно. – Элья, мать твою, ты чего гостей оставляешь?!
– Отец! – она отстранилась, ужаснулась жарким шёпотом: – Меня ищет!
Тенки молча смотрел на неё, в хмельные глаза, на вздёрнутую губу, приоткрытый рот с двумя крупными передними зубами, на обнажённую в разрезе платья полную грудь с маленьким тёмным кружком.
Элья опустила ткань майки, пряча кружок, быстро, ловко застегнула ворот. Раздражённый голос отца слышался неподалёку сквозь тонкие стены. Девушка замерла, прислушиваясь, не отрывая рук от шеи подростка, склонив набок голову. Длинные светлые волосы щекотали лицо.
Голос стих, удаляясь.
Она снова хихикнула. И опять приникла к его губам, заставляя тонуть в запахах лаванды и дыма.
Вновь раздевать её Тенки не стал, ограничился прикосновением к груди сквозь ткань – было приятно ощущать в пальцах живую мягкую тяжесть.
– Элья!
Дверь распахнулась, бросая на пол четырёхугольник света.
– Да! – Элья бросилась навстречу зову, выскочила из комнаты.
Свет исчез. В коридоре послышались голоса:
– Ты чего там пропадала, Огонь тебе в глотку?!
– Ведро с картошкой искала, забыла, куда поставила!
Тенки усмехнулся. Медленно затянул ворот. Кожа ещё хранила следы прикосновений. Завязал шнуры небрежным узлом. Опустил руки, коснулся ладонями узкой полочки, на которую опирался.
Ещё чуть-чуть подождать... и можно выйти.
После темноты каморки яркий свет в коридоре ослепил.
Тенки зажмурился, яростно заморгал – аж по глазам ударило. Пошёл по коридору, возвращаясь в общую комнату – между прочим, он оставил там свою книгу.