Зачем наставник отдал Хиден в Хоко? Уж явно не для того, чтобы «обучить манерам, послушанию и всему, что положено знать женщине», как он заявил Цапле, хозяйке этого заведения. Всему этому девочка могла выучиться и дома – у госпожи Мару. Для чего он отправил её в эту школу?
Здесь у Хиден совсем не остаётся свободного времени. Ни капли. Чайные церемонии, уроки музыки и танца, элхе-ми, литература, этикет, философия, история, учение о цвете, психология и флористика, а также выполнение заданий по всем этим предметам не оставляют места ни для чего больше. Не удаётся даже с Дани увидеться и Воздушную магию поучить.
С другой стороны, занятия здесь не оставляют времени и для глупостей. Вроде той весенней грозы, устроенной Хиден. Может, оно и к лучшему, что она здесь. Да, наставник несомненно поэтому её сюда и отдал.
Хиден ведь до сих пор не могла вспомнить, чем точно закончился её эксперимент с погодной магией и как она очутилась в Нижнем мире. А наставник на эту тему разговаривать не желал, на все расспросы только безразлично пожимал плечами: «не помнишь – и не надо». Иногда девочке начинало казаться, что она вспоминает, как Орриэ-лаэ ругал её за грозу. Но воспоминания эти всё время ускользали, просачивались сквозь пальцы, словно сон – как будто кто-то не очень аккуратно стёр тот вечер, ту грозу из памяти Хиден, оставив только размытые пятна. Единственное, в чём девочка точно была уверена, – это то, что учинив бурю, она каким-то образом умудрилась почти полностью лишить жизненных сил своего брата. Что-то тогда пошло не так, и гроза стала пить энергию Тайо.
Он мог умереть. Умереть по глупости Хиден. Но ни сам Тайо, ни родители не желали даже слышать, что в болезни мальчика виновата сестра. Не верили!
Девочка чувствовала ответственность за сложившуюся ситуацию, но не знала, как можно всё исправить. Она бы с радостью отдала брату всю свою энергию до последней капли, но он не умел её принять – ему становилось только хуже.
Наставник фактически силой утащил Хиден в Верхний мир, и только тогда Тайо пошёл на поправку, если, конечно, верить хрустальному шару, при помощи которого Орриэ-лаэ разрешил девочке наблюдать за братом.
Нет, хорошо, что у Хиден не остаётся ни капельки свободного времени. Хорошо для благополучия Тайо, для его здоровья. Девочка продолжит учиться в этой школе – не сбежит, хотя и очень хочется, – потому что так будет лучше для брата.
44 год Рейки, 4761 всеобщий год
Пятый день второй недели, пацу
– Спасибо, что почтили дом Полутеней своим присутствием, Туоррэ-илиэ, – Льдянка согнулась в поклоне. – Смеем ли мы надеяться в скором времени видеть вас вновь?
– Спасибо, что осветила мне утро улыбкой, – рыжеволосый нарушил заведённый ритуал непривычной фразой. – У меня есть для тебя подарок.
Девушка удивлённо вскинула взгляд. Что? Зачем? Какой ещё подарок? Разве подношения не должно оставлять в рэйто? Раньше Туоррэ-илиэ так и делал: все два года их знакомства оставлял подарки в резной клетке, в которой прятался бумажный фонарик с изображением белопёрой птицы-льдянки. Почему же сегодня?..
На ладони легла маленькая белая коробочка, перевязанная васильково-синей лентой.
– Открой сейчас!
Льдянка послушно дёрнула ленту, освобождая подарок от пут. С любопытством потянула вверх крышечку. Что же там такое? Почему он решил отдать это лично?
– Нет, – мужчина вдруг накрыл пальцы девушки ладонью. – Лучше открой, когда я уйду.
– Как вам будет угодно, – птенчик спрятала подарок в рукав абито. – А что там?
– Увидишь.
***
– Сойка-нии, – робко позвал голос Льдянки.
Нария отложила книгу, встала со скамьи:
– Гости?
– Нет, – птенчик отрицательно качнула головой. – Я хотела спросить, – замолчала в нерешительности.
– О чём же? – Сойка опустилась обратно и жестом пригласила ученицу присесть рядом.
Льдянка сошла с круглых булыжников садовой дорожки и заняла предложенное место – забралась на скамейку с ногами, обняла колени. Совсем как маленькая девочка. Когда-то в далёком детстве Сойка тоже любила сидеть подтянув колени к подбородку, а сейчас, пожалуй, уже неприлично будет. Да и Льдянка, в принципе, давно вышла из возраста, когда ещё пристойно сидеть задрав ноги, – из него годам к десяти вырастают, – но у неё всегда были какие-то странные понятия о приличиях.