А ведь это не спектакль! Хиден испугалась. Суд! Публичный процесс над двумя женщинами. Вернее даже не так, картинка сделалась до ужаса чёткой: судят взрослую женщину и девочку, что едва ли старше самой Хиден, – мать и дочь. Судят за магию.
Сероволосый элхе – теперь, когда солнце спряталось за облаком, Хиден смогла рассмотреть «лицедеев», – тем временем продолжал с неизменным безразличием в голосе чеканить обвинения. А его напарник всё твердил, как заведённый: «вина доказана, вина доказана». Мать с дочерью даже не пытались оправдываться.
Девочка, Таира, низко опустив голову, спрятавшись за каскадом золотистых волос, надрывно всхлипывала, жалась к матери. Женщина, наоборот, старалась от дочери отстраниться, пустым взглядом всматривалась в толпу крестьян, словно ища поддержки, сострадания и не находя их.
Хиден вдруг показалось, что она стоит рядом с этой женщиной, заглядывает прямо ей в душу – усталую, наполненную безумием отчаяния, страшную, – тонет в пустоте, захлёбываясь безнадёжностью.
Аленэ не оставили ничего. Отобрали всё, что ей дорого, что давало смысл жизни. Сначала ушёл муж: сказал, что не может жить с ведьмой, – бросил жену и дочь, ушёл в соседнюю деревню к другой семье. Но ведь Аленэ не виновата, не виновата, что в ней живёт магия! Таира плакала ночи напролёт, звала папу. А он, подлец, говорил только, что яблочко от яблоньки недалеко падает, – девочка такая же ведьма, как мать, и он не желает иметь с ними ничего общего.
Да, Аленэ грешна в том, что посылала вслед Ранеки проклятия! А кто бы сдержался, если его предал самый близкий человек? Но она не думала, что её злость может его убить, не желала смерти этому подлецу. И Таира не виновата! Нельзя винить девочку за то, что ей тоже передался этот треклятый дар. Девочка ведь не пользовалась магией!
Когда Ранеки умер, та, другая позвала магов и обвинила в его смерти Аленэ. Соседи, которые ещё вчера разделяли Огонь с женщинами Таппи, тут же от них отвернулись. Жители деревни припомнили все случаи, когда у них кто-то болел или что-то ломалось, и обвинили в этом Аленэ, запретили детям даже подходить к Таире. Так за один день исчезли добрососедские отношения, оставив лишь испуганное шушуканье за спиной да охранные знаки, отгоняющие ведьм. А вечером прибыли маги, схватили Таиру, сначала услышав её дар. Женщина не могла не попытаться освободить дочь, тогда они сковали и магию Аленэ.
Надежды не осталось. Вокруг только пустота. Внутри только пустота. И жить больше незачем.
Хиден отшатнулась, спряталась за спиной наставника, словно бы он мог защитить её от холода и безнадёжности мыслей несчастной женщины, и продолжила наблюдать. Маги закончили свою изобличительную речь. Вновь зашелестела толпа, и солнце вылезло из-за облака, ударило жаром, больно резануло светом по глазам – происходящее опять показалось лишь спектаклем теней, злой сказкой для взрослых.
Старшую из женщин куда-то увели, и на помосте остались только сгорбленная детская тень и один из магов, поплотнее. Он вскинул руку, тихо прошептал несколько слов, и крестьяне вновь отхлынули от сцены, полностью загородив обзор.
Беззвучный то ли крик, то ли всхлип отдался головной болью. Незнакомый голос причитал, плакал, скулил, просачиваясь в мысли всех, кто мог его услышать. Хиден присела, закрыв уши руками. Она не хотела, не хотела чувствовать этот незнакомый детский голос, не хотела знать боль этой девочки – Таиры. Но разве можно укрыться от мысленной речи, просто заткнув уши?
Голос всхлипнул ещё раз – громко, надрывно, словно прощаясь, – и затих. Совсем. По спине Хиден побежал холодок. В глазах потемнело. Мир закружился и исчез.
Огонь негасимый! Орриэ-лаэ не ожидал, что Хиден-эли окажется такой впечатлительной и упадёт в обморок. Или сказалась августовская жара? Воспитанная в холоде Нижнего мира девочка с трудом переносила летнее солнце Хиэй. А алор даже не подумал захватить зонт, словно забыл, что имеет дело с хрупкой маленькой девочкой.
Хотя, возможно, так даже лучше. Воспитательный эффект будет сильнее. Алор аккуратно уложил беловолосую на подушки и направил паланкин прочь из деревни, обратно в Огненную столицу.
– Я хочу домой, – первое, что сказала девочка, очнувшись.
– Уже едем.
Хиден-эли села, закрыла лицо ладошками, ушла в себя.
Больно, когда радужные витражи разбиваются, да? Страшно понимать, что добрых сказок не бывает? Добро пожаловать в реальный мир, девочка, мир, полный несправедливости. Все когда-то через это проходят – Орриэ-лаэ невесело усмехнулся, – и чем раньше, тем легче сложить из осколков новую иллюзию.