Хозяин из-за девочки весь извёлся, хоть виду и не показывает. Так ведь и не ложился со вчерашнего вечера, когда принёс госпожу Хиден-эли всю мокрую, чумазую. И как умудрился найти-то в такую грозу? Целителя позвал – не посмотрел, что время неурочное, ночь, – до утра над девочкой вместе колдовали.
– Госпожа Мару, переоденьте, пожалуйста, Хиден-эли в платье.
Кайри вздрогнула. Как хозяин умудряется так тихо передвигаться? Каждый раз пугает. Хоть Кайри и служит в его доме уже больше двадцати лет – до ключницы дослужилась, а привыкнуть к таким вот бесшумным появлениям никак не может.
– Но господин целитель сказал… – Кайри попыталась возразить.
– Быстрее. Я тороплюсь, – лёд в голосе, усталость в глазах. Вышел из комнаты.
Отдохнуть бы ему надо. А он опять за своё – куда-то уходит, ещё и с девочкой. Кайри неодобрительно покачала головой, но спорить не решилась – принялась выполнять приказание. Достала платье попроще: маленькая госпожа не любит, когда много рюшей и бантиков, да и одеть в него девочку будет легче.
Красивая она вырастет! Это сейчас косточки да угловатости во все стороны торчат – в платье не запихнуть, – а через годик-другой округлится, где надо, и глаз будет не отвести. Ножки длинные, личико хорошенькое – от кавалеров отбоя не будет. Ой! Чулки забыла. Ключница как могла быстро натянула на девочку недостающий предмет туалета.
– Туфли ей надевать? – позвала хозяина.
– Необязательно, – Орриэ-лаэ подхватил Хиден-эли, словно куклу. – Будьте добры, идите вперёд и открывайте мне двери.
В зал Перехода – длинной анфиладой через весь особняк, потом направо и вверх по лестнице, на второй этаж башни. Так хозяин хочет просто переместиться с девочкой в дом к какому-нибудь врачу или даже сразу в королевский госпиталь. Какой молодец! Сама бы Кайри до такого никогда не додумалась. В госпитале уж точно смогут помочь!
Нижний мир, Эстония, Таллинн
Тяжело. Словно ты на дне океана, а над тобой километровый слой воды. И дышать тяжело. Словно ты под водой, и до воздуха не дотянуться. Так тяжело, так тихо. Даже глаза не открыть – веки словно чугунные, неподъёмная тяжесть. Голос не слушается, а может, его просто не слышно – под водой.
Холодно. Но одеяло не поправить. Руки – тяжёлые, длинные, неповоротливые – не желают слушаться. Как и всё тело. А тепло утекает тонкой невидимой ниточкой. И становится так трудно дышать, думать. Воздух тоже уходит – пусть. Он холодный и пахнет пылью.
Не проснуться!
Вокруг темно и пусто. И тяжело. И холодно. Очень-очень. Тепло – всё, что осталось, – тонкой светящейся змейкой уползает в темноту. Далеко. К Хиден.
Хиден! Вместо беззвучного крика – хриплый кашель разрывает грудь, лёгкие.
Тяжело. Глаза не открыть. Змейка уползла. Совсем. Оставила после себя только один светящийся шарик. Маленький, как капля. Зелёный. Только его не поднять – руки не слушаются. Полежи здесь, зелёный шарик. Рядом. Не исчезай пока.
Хиден!
– Тайо, – девочка открыла глаза, прошептала едва слышно, одними губами. – Тайо?
Лицо. Взрослое, усталое, с холодным взглядом. Наставник.
– Очнулась наконец! – голос. Громкий, колючий.
Тёплые руки помогли сесть, поправили подушки за спиной, поднесли к губам кружку:
– Пей!
Оттолкнуть почему-то было очень тяжело. Глотать тоже было тяжело – и невкусно. Вообще всё тяжело. И говорить тоже. Голова болела.
– Тайо? – тревожная мысль не желала уйти. – Тайо меня звал?
Стук. Кружка встала на стол. Шелест. Занавески раздвинулись, раскрывая окно. Свет больно ударил по глазам. Тонко скрипнул диван. Наставник сел рядом.
– Что же ты творишь, девочка? – усталое любопытство, ласковый упрёк. А затем ледяной гнев, словно шипение змеи: – Жить надоело?!
О чём он? Хиден нахмурила брови. Что случилось? Почему так тяжело думать? Где Тайо? Что произошло?
А наставник тем временем продолжал говорить. Колко, холодно. Не на эстонском. Чтобы понять его речь, нужно сосредоточиться. Хиден ведь знает этот язык. Элхе-ми.
– …не твой уровень! У тебя не хватает ни сил, ни знаний, чтобы применять подобные заклинания. Ты могла умереть, если бы я не подоспел вовремя. Никакой больше самодеятельности!
Заклинания? Умереть? Самодеятельность?
Что происходит? Что произошло? И при чём здесь Тайо? Мозаика никак не желала складываться в единую картину. Мысли не ворочались. Глаза стремились закрыться – требовалось неимоверное усилие, чтоб не дать им этого сделать. Только всё равно не получалось. И понимать Хиден перестала. Почему наставник злится? Что говорит?