– Ты кто?
– Не реви! – голос Сашки срывался, – пожалуйста. Они очень хорошие люди, будут любить его.
– Как ты можешь знать?
– Пойдём, посидим где-нибудь.
Дошли до летнего кафе, уселись в пластмассовые красные кресла. Саша узнал, что Тоня осталась одна на белом свете. Уехала из деревни учиться в техникуме. В ту же зиму их дом сгорел. В огне погибли родители и младший брат.
– Я, когда увидела тебя, думала, что это он, – говорила Тоня, помешивая ложечкой кофе, – ему было десять. Звали, как и тебя, Шуркой.
– Меня Шуркой никто не называет, – возразил Сашка, – родители Саней, а друзья Саньком.
– Осталась без средств. Правда, до восемнадцати мне платили пенсию, ещё стипендия…
Чувствовалось, что Антонина нуждается в слушателе, Сашка спросил:
– А отец? У ребёнка есть отец, он знает?
– Не знает. Он в тюрьме.
– Как в тюрьме?
– Не одна я оказалась его жертвой.
Тоня, не подозревая, что рассказывает историю короткой любви собственному сыну, делилась переживаниями.
Девушка не могла оправиться от навалившейся беды. Тогда-то и появился он – сильный красивый мужчина – охранник в техникуме. Однажды Тоня тихонько всхлипывала в углу раздевалки, а он подошёл и участливо спросил:
– Что опечалило симпатичную барышню?
– Зачёт по химии завалила, – ответила девушка, хотя это была половина правды. Тоня частенько использовала незначительные поводы, чтобы оплакивать сиротскую долю.
– Могу помочь, – сказал молодой человек, улыбаясь, – у меня были пятёрки, честное слово.
Сначала занимались в техникуме, Тоня задерживалась после уроков и выполняла задания в комнате охраны. Максим, так звали мужчину, проверял решённые задачи, подсказывал, где надо, разъяснял что-то непонятное. Помогал в математике, химии, физике. Гуманитарные предметы Тоне давались легко. В общежитие она не спешила – с девчонками не очень ладила. Когда соседки разъехались на каникулы, Максим стал заглядывать в гости. Тут и произошло то, благодаря чему на свет появился Сашка.
– Понимаешь, не помню, как была с ним, опоил чем-то, – говорила Тоня, густо краснея, – я даже не поняла сначала, что беременна. Ведь и спросить не у кого. Матери нет, даже тётки или бабушки. Не буду же я девочкам рассказывать о своих…
Она замолчала, спохватившись.
– А Максим?
– Исчез. Приходили полицейские, искали. Наверное, кто-то из его подружек заявление написал. Я тогда ещё не знала, что ребёнка жду, да и заявлять не на что было, не помнила ничего.
– Как же ты поняла, что он отец, если не помнила?
– Да я больше ни с кем не оставалась наедине, – выкрикнула Тоня, как будто, обвиняя.
На них оглянулись другие посетители.
– Ясно, чего ты? – примирительно сказал Сашка.
– В общежитие с ребёнком не пустят, другого жилья нет, чтобы снимать, денег негде взять. Вот что! – Она обхватила голову ладонями и продолжила, – мне ещё год учиться, потом на комбинат работать пойду, там отдельную комнату дадут. Тогда бы… А сейчас, некуда мне с ним.
– Тонь, если что, к моим обращайся. Честное слово, они классные, обязательно помогут. Скажешь, что ты мать усыновлённого ребёнка. Объяснишь, как…
Антонина отрицательно покачала головой.
– Мне стыдно. Не смогу, – подняла глаза, всматриваясь в Сашкино лицо, – кто они тебе?
– Родня, – после небольшой паузы сказал он, – я напишу адрес.
Достал из рюкзака ручку и тетрадь, не глядя вырвал страничку, быстро записал улицу, номер дома и квартиры. Тоня сунула листок в карман широченных джинсов и сказала:
– Спасибо. Ты очень хороший.
Сашка мял в пальцах недоеденный кусочек хлеба и смотрел, как уходит вдоль пыльных домов его юная мама. Из-за несоответствия одежды её теперешнему размеру она казалась помещённой внутрь странного футляра. Хотелось догнать её, обнять, утешить.
4. Отец
Темнело. Сашка плёлся домой. Город повзрослел, во дворе настойчивый ветер гнул высокие деревья, бросаясь редкими жухлыми листьями. Парнишка со злостью надавил на кнопки замка, потянул непослушную дверь и вошёл в подъезд. Здесь силы оставили – с трудом преодолевал ступеньки лестницы. Воздух уплотнился и оказывал сопротивление, Сашке приходилось плыть наверх. Добравшись до третьего этажа, опёрся на перила, отдыхал. В голове пустота, одинокая мысль эхом отражалась, повторяясь вновь и вновь: «Вдруг, там я … вдруг там я…» Дверь Сашкиной квартиры открылась, послышались голоса:
– Маринушка, милая моя, держись!
– Даша, возьми себе, пожалуйста, сколько наготовили, пропадёт. Возьми! – Мать говорила сквозь слёзы.