Заснул с мыслью: хорошо бы проснуться завтра, как это и должно быть, то есть на следующий день после этого, а не где-то в неведомой точке.
Разбудил его бабушкин голос:
– Вставай, соня! Я уж и сырничков нажарила, и кисель сварила!
Сашка внутренне возликовал: «Получилось!» Прошлёпал на кухню, получив выговор за то, что где-то «посеял» тапки. Нравилось всё: бабушкино шутливое ворчание, весёлое солнышко, бьющее в окно, цвеньканье птах, свежий сквознячок из открытой форточки, вкуснющие, щедро политые вишнёвым сиропом сырники и, конечно, кисель, который мама не признавала и никогда не готовила, а у бабули он получался отменно.
Вернула его в привычное неуютное состояние бабушкина фраза:
– Ты ночью пришёл? Что-то я не слышала, хотя не спала почти.
– Какое сегодня число? – чуть не подавившись, спросил Сашка.
– Не говори с набитым ртом! – возмутилась бабушка, – сколько тебя учить? Да! Завтра тебе шестнадцать, не забыл? Большущий уже. Вот время несётся, не успеешь оглянуться и…
Она задумалась, глядя на причудливое облако над высокой берёзой.
– Завтра? – переспросил внук, проглотив кусок сырника.
– Марина не хочет гостей звать, сомневается почему-то, даже мне не велела приезжать. Как я могу не приехать? Единственному внуку шестнадцать!
– Молодец, что приехала, я соскучился, – Сашка встал, обнял бабушку, – спасибо! Очень вкусно. Пойду, там отец задание должен оставить.
– Ох, правду мать говорит, изменился ты внучок. Не узнать.
– Взрослею.
Сашка ушёл к себе и действительно обнаружил на столе распечатанные отцом задания. Сидел долго, написал и отладил три программы из пяти. Спина основательно затекла, решил отвлечься. Наверное, уже обедать пора. Побежал на кухню с криком:
– Голодных внуков кормят? А?
Его встретил недоумённый взгляд. Бабушка только посуду начала мыть после завтрака.
– Не наелся, милый? – тут же себя успокоила, – ну, да, в твоём возрасте… организм растёт, калорий требует.
Она засуетилась, доставая из холодильника судок с холодцом, огурчики, помидоры, кусок ветчины. Сашка молча уселся за стол.
– Заморили ребёнка, – причитала бабуля, – вот горчички тебе к холодцу. Ешь, ешь. Не оглядывайся.
Парнишка и не оглядывался. Он потупился в тарелку. Рассказывать бабуле, что с ним происходит, или предоставить это отцу? Бабушка хлопотала, и хотя Сашка лица не видел, догадывался, что вид у неё растерянный. «Не буду ничего объяснять, – решил, – вдруг давление подскочит у неё, что буду делать? Пусть родители отдуваются». Смолотил всё, что было поставлено на стол, и убежал в комнату к своим программам.
Когда в следующий раз вышел на кухню, застал там вместо бабушки Максима. Он сидел боком к столу – нога на ногу и покручивал в воздухе ступнёй в модном ботинке.
– Скрываешься, сынок?
– Не зови меня так, – зло сказал Сашка.
– Насобачился, смотрю. Я три раза промахивался.
– Порадовать нечем, – едко проговорил Сашка, – здесь остаюсь. Не нужны мне твои безвременные.
– Такие же твои, как и мои. Пойми, сын… Ладно-ладно. – Максим поймал Сашкин гневный взгляд. – Буду иначе называть. Пойми, братишка, сколько бы ты не упрямился…
– Не упрямлюсь.
– С Мариной и Павлом долго существовать не сможешь.
– Смогу. У меня уже получается попадать в нужный день.
– Это хорошо. Только есть правила…
– Ваши правила меня не касаются. Я под ними не подписывался.
– Ну, знаешь! Это демагогия.
– Чё это, демагогия-то?
– Передёргиваешь. Родился бы ты в Англии, подчинялся их законам, а не Российским, под которыми ты, кстати, тоже не подписывался.
Сашка сел, упёрся локтями в стол и с лёгкой полуулыбкой взглянул на собеседника: