– Красивая у тебя подружка!
– А то! – согласился Сашка.
Пока ехали, преодолевая пробки, таксист то и дело чертыхался, а Сашка размышлял о своей незавидной доле. Неопределённость, которая ждала дома уже не пугала, а вызывала тоску, сожаление об утраченной предсказуемости.
Встретил его отец. Сашка не успел дверь открыть, как услышал:
– Марина! Он пришёл!
Мать тут же выскочила в прихожую:
– Санечка! Как ты?
– Нормально.
– Я щи сварила из кислой капусты. Твои любимые.
– Здорово!
– Мариш, мы сначала поговорим, потом поест. Идём в комнату, Саня.
– Он голодный, наверное!
– Не, мам, я только что сырники съел в кафе.
– Ладно, руки помой, неизвестно, где ты шатался.
Сашка шагнул было к ванной, но испугался, что когда выйдет оттуда, родители исчезнут.
– Потом, сначала с папой поговорю. Хорошо?
Мать не стала спорить, ушла на кухню. Отец обнял Сашку за плечи, провёл в комнату, усадил на диван, сел рядом.
– Читал мою записку?
– Да.
– Почему не ответил?
– Я написал, может ещё…
– Понятно. – Отец потёр лоб, виски, потом обернулся к сыну, – где был? Что делал?
Сашка подробно рассказал про Альку, непонятную смену времён года, неожиданное наступление ночи. Отец слушал внимательно, хмурил брови и покачивал головой в подтверждение своим мыслям.
– И что ты обо всём этом думаешь?
– Не знаю, папа, уже не могу думать, просто хочу, чтобы всё стало, как прежде.
– Как тебе кажется, когда происходит перескок?
– Перескок? – Сашка почесал затылок. – Если я с кем-то разговариваю, или рядом нахожусь, вижу его, и тот человек меня видит, ничего не происходит. Время идёт как обычно. Стоит выйти в другую комнату или на улицу – месяц, а то и год коту под хвост. Когда сплю, тоже неизвестно в каком году просыпаюсь.
– Та-а-ак, – протянул отец, – значит, общаясь с кем-то, ты живёшь в том же ритме, а стоит вниманию ослабнуть…
– Наверное, мне надо всё время дома сидеть?
– Можно, конечно, и дома сидеть, но…
– Да. Надо чтобы кто-то рядом был. Давай, я к бабушке поеду, она на пенсии, никуда не ходит. А в магазин будем вместе.
– От сна тоже откажешься? – отец помолчал, вздохнул и произнёс с расстановкой, – не верится, что это происходит на самом деле.
Сашка откинулся на спинку дивана и рассматривал потолок, сдерживая слёзы.
– Ни учиться, ни работать ты не сможешь. Как тебе жить? Мы с матерью не вечные. Квартиру, конечно, на тебя перепишем, чтобы ты и после нашей смерти, мог сюда приходить, но надо будет платить за коммунальные услуги, да и налоги.
– Пап! Ты чего? Думаешь, это навсегда?
Отец поднял плечи, да так и остался сидеть – напряжённый и строгий.
– Пап! Это не может быть навсегда! Так не бывает! Скажи мне! Папа! – Сашка схватил отца за руку и тряс её, не в силах совладать с эмоциями.
– Дело в незнакомце? Как тебе кажется? В проклятии? – спросил Самойлов старший.
– Какой незнакомец? А! Тот, в парке… Он, вроде, по-доброму со мной разговаривал.
Эти слова услышала мать, которая тихо подошла и теперь стояла в дверях.
– Санечка, я должна тебе сказать… – Она мяла свои пальцы, хрустя суставчиками, – ты уже большой, потом, так всё повернулось. Не знаю, когда теперь сможем поговорить.
– Марина! – Супруг поднялся и шагнул к ней. – Не надо! Это другая история.
– Я не знаю, Паша! Вдруг поможет? Если Санечка узнает правду.
– Какую правду, мам? – Сашка тоже встал и во все глаза смотрел на родителей.
– Дело в том, что я не способна выносить ребёнка. Мы с папой совсем отчаялись, уже хотели брать из детского дома, но знакомая тёти Даши устроила всё иначе.
– Что устроила? – не понял Сашка.
– Мы взяли тебя сразу из родильного…
– У меня другая мать?
– Марина! Не надо было. Мальчику и так тяжело!
Женщина зарыдала и уткнулась мужу в грудь, тот поглаживал её плечо и говорил Сашке.
– Пойми, сын, это не имеет никакого значения. Ты нам родной, мы любим тебя и…
– Да, конечно, папа. Я к себе пойду. Можно?
Он прошёл мимо родителей, глядя в пол, свернул в свою комнату и упал на кровать. Ни о чём не думал. Вернее, не думал об открывшейся правде. Вспоминал Альку. Как они сидели в кафе, как она смеялась, как рассказывала о своём Серёже. Потом пришли на память их совместные выступления на концертах, аплодисменты, крепкие рукопожатия Александра Ивановича.