Шепот океана послышался из недр живой темноты. Вместе с шорохом прибрежной песни волн, нежно накатывающих на ракушку, показалось золотое мерцание. И вот уже тяжелые змеиные кольца заключили в свои страшные объятия алтарь вместе с женщиной, по-прежнему зависшей над краем бездны, стоя на полупальцах ног. Голова рептилии замерла напротив запрокинутого женского лица. Чудовище приблизилось к Эдассих и вдохнуло женский аромат, прикрыв глаза. Раздвоенный язык нетерпеливо вырвался из пасти и прошелся по сомкнутым губам, коснулся закрытых век, опустился по шее вниз к ключицам и дальше к набухшим соскам. Женщина едва слышно и глухо застонала.
Еще пронзительней заплакал диджериду, и змеиное тело подернулось золотистой дымкой. А мгновение спустя змеиные кольца осыпались чешуйками на плиты, и к Эдассих скользнула из мрака пропасти не змея, но обнаженный золотоволосый мужчина. Высокий статный на две головы выше королевы с роскошной гривой волос цвета прозрачного весеннего меда, волнами спускающихся на плечи, с широкими плечами и узкими бедрами. Чувственные губы, высокие скулы, прямой нос и бездонные черные глаза без зрачков - в ипостаси человека не-бог демон Вритру был мечтой любой глупышки, которая за красотой не умела разглядеть пустоту сердце и вечно голодную душу змея из бездны.
Длинные музыкальные пальцы, словно крылья бабочки, нежно пробежались вдоль позвоночника, желая ощутить живую плоть, и затрагивая все нервные окончания женского тела. Королева вздрогнула и начала падать в распахнутую пасть преисподней. Но сильные руки, обхватив за талию, не позволили Эдассих погибнуть, притянули к себе.
Почувствовав прикосновение ледяной плоти к своему разгоряченному телу, королева вздрогнула и распахнула глаза. Но демон не дал женщине осознать себя, накрыв потяжелевшие груди ладонями и зажав меж пальцев возбужденные соски. Эдассих хрипло застонала пересохшим горлом, выгнулась дугой, запрокинула руки за голову, обхватила шею демона. Внизу давно все набухло, и кровь глухо билась в жилах, требуя разрядки.
Но ощутив леденящий холод под своими ладонями, королева попыталась разжать пальцы, запутавшиеся в шелковистых прядях, и вырваться из странных объятий. Хитрый змей склонился к бешено забившейся на горле голубой жилке и медленно прошелся вдоль нее раздвоенным языком. Ядовитая слюна несла в себе наркотик и через секунду райна снова застонала от зарождающейся в самой сердцевине женской плоти нестерпимой жажды.
Вритру нетерпеливо развернул женщину лицом к себе и нежно прикоснулся пальцами к губам Эдассих. Райна глухо застонала и подалась навстречу, ожидая большего. И демон не заставил себя долго ждать. Языком змея пройдясь по распахнутым устам, Вритру ворвался в женский рот жадным поцелуем. Райне казалось, мужские руки и пальцы, губы и язык были везде, терзая лаской каждый миллиметр ее плоти, прикусывая и целуя, нежно щипая и грубо сжимая все, что встречалось на мужском пути. Огонь желания сминал зачатки сопротивления и уносил разум за пределы сознания. Женщина куклой без костей обмякла в объятиях змея, запрокинув голову и принимая ласки и поцелуи, задыхаясь от желания, раскаленной лавой бегущего под кожей.
Наконец демон подхватил безвольное женское тело, и аккуратно уложил его на алтарь. Ощутив холод жертвенного камня разгоряченной обнажённой спиной, Эдассих вдруг пришла в себя и в ту же секунду осознала, что это не Гримиум, ее возлюбленный муж и повелитель, мучает ее обжигающей лаской. В единственное доступное ей мгновение власти над собственным разумом что-то случилось с ее зрением, и сквозь черты божественно красивого золотоволосого мужчины она разглядела ужасающе-прекрасные очертания змеиной морды.
На секунду Эдассих встретилась взглядом с глазами змеи и увидела обнаженную себя в вертикальных зеркалах зрачков рептилии. Райна закричала и забилась в ледяных руках демона. Но тяжелое мужское тело придавило королеву к алтарю, а змеиный язык продолжил свой ядовитый танец страсти. И вот уже она кричит не от страха, а от безудержного желания, впившись пальцами в тонкое золото мужских волос и требуя все громче и громче: «Еще! Еще! Еще-е-о» - в ответ на обжигающие ласки в самых недрах собственного безумия.