- Тетушка Маргарита хочет что-то сказать.
Тетушка склонила голову в знак согласия и начала свою речь с куда большей самоуверенностью, чем можно было предположить, судя по ее первоначальному смущению:
- Господин консисторский советник говорил так хорошо и так долго, я же не более как Руфь, что идет по полю и подбирает колосья,- кстати, это было темой проповеди в последнее воскресенье, читанной в маленькой церкви Пресвятой троицы, где опять было совсем пусто, человек одиннадцать, двенадцать, не больше. Но как тетка нашей милой невесты, а следовательно, как старшая, я поднимаю бокал, чтобы еще раз выпить за счастье молодой четы.
Сказав это, она села, спокойно принимая восхваления собравшихся. Шах попытался поцеловать руку старой дамы, но она уклонилась, зато обласкала Виктуар, ее обнимавшую, и заверила, что она все это знала наперед, с того самого дня, когда они ездили в Тедгаельгоф и там пошли в «цюрковь», так как заметила, что Виктуар, кроме большого букета фиалок для мамa, держала в руке еще маленький, который собиралась, в церковных дверях, отдать своему милому жениху, господину фон Шаху. Но когда он подошел, она бросила свой букетик, и он упал рядом с дверью на могилу ребенка, а это вегда что-то значит, значило и на сей раз. Будучи ярой противницей суеверия, она тем не менее верит в «сюмпатию», разумеется, только в пору ущербной луны. Весь этот день так и стоит у нее перед глазами, словно это было вчера, а если кто и делает вид, что ничего не заметил, то достаточно иметь два глаза, чтобы знать, где «вюшни» уже поспели. Эту поговорку тетушка стала развивать и в нее углубляться, отчего значение таковой отнюдь не прояснилось.
Тетушка Маргарита договорила свой тост, и гости начали вставать с мест, переходили от одного к другому, вступали в беседы, а после того как всех обнесли пирожными «с сюрпризом» из знаменитой кондитерской Йоста и всевозможные изречения, в них спрятанные, вроде: «Любовь, ты подлинное чудо, и муки испытать твои не худо», несмотря на мелкий и стертый шрифт, были прочитаны, все дружно поднялись из-за стола. Альвенслебен повел госпожу фон Карайон, Зандер - тетушку Маргариту, причем тема Руфи служила ему для непрерывных поддразниваний, которые так ей нравились, что во время кофе она, улучив минутку, прошептала Виктуар:
- Очаровательный человек. Как галантен. И как умен.
Шах много говорил с Зандером, спрашивал его о Бюлове, «который, правда, никогда не был ему симпатичен, но, вопреки своим вывертам, все же интересен», и даже просил его, при случае, передать это Бюлову. Во всем, что говорил Шах, сквозило дружелюбие, тяга к примирению.
В последнем он был не одинок, к тому же стремилась и госпожа фон Карайон. Она собственноручно протянула ему вторую чашку кофе и, покуда Шах клал в нее сахар, сказала:
- Два слова, милый Шах. Но в соседней комнате.
И первой туда направилась.
- Милый Шах,-снова проговорила она, когда они сели на цветастое канапе, откуда обоим, сквозь открытую двухстворчатую дверь, видна была угловая,- это наши последние минуты, и мне бы хотелось, прежде чем мы простимся, немного облегчить свою душу. Я не собираюсь кокетничать своим возрастом, но год - срок немалый, и кто знает, свидимся ли мы вновь. О Виктуар я ни слова не скажу. Она, даже на час, не доставит вам огорчений: слишком она вас любит, чтобы хотеть вас огорчить. А вы, милый Шах, покажете себя достойным этой любви. Не станете причинять боль кроткому созданию, она ведь теперь не ведает ничего, кроме любви и преданности. Это было бы невозможно. Я не требую от вас никакого обещания, так как знаю наперед, что имею его.
Шах смотрел прямо перед собой, когда госпожа фон Карайон произносила эти слова, и, держа чашку в левой руке, медленно прихлебывал кофе с изящной маленькой ложечки.
- Со времени нашего примирения,-продолжала она,- я снова обрела веру в вас. Но эта вера, как я уже говорила в своем письме, в дни, к счастью оставшиеся далеко позади, пошатнулась во мне, и пошатнулась так, как я и сама не ожидала. Я говорила о вас жестокие, слова Виктуар и еще более жестокие, когда оставалась одна. Называла вас мелочным, надменным, суетным и зависимым от чужого мнения и, что еще хуже, приписывала вам неблагодарность и малодушие. Во всём этом я каюсь и стыжусь того душевного состояний, которое заставило меня забыть наше прошлое.
На мгновение она умолкла. Шах хотел ей ответить, но она не позволила, добавив: