Другой диктует:
– Холодные обтирания утром, теплые вечером.
– Еженедельная прогулка по палубе.
Радиоприемник «Акулы» принимает:
– Еженедельная прогулка по палубе.
В Нью-Йорке платят бешеный гонорар профессорам. На «Акуле» Хорлэй в ярости швыряет на пол радиограммы:
– Идиоты!
Он шлет срочную телеграмму:
«Здоров. Продолжаю поездку».
На Бродвее акции лезут вверх. Тысячи людей разоряются, на этот раз на повышении.
В трюме «Акулы» Кэлли говорит Хэллтону:
– Хеллтон, когда будет готов новый приемник?
Хэллтон говорит:
– Сегодня к вечеру. Трудно работать, нет подходящих материалов. Но я немного усовершенствовал, кстати, приемник.
Кэлли говорит:
– Поторопитесь, Хэллтон, время не ждет.
Хэллтон бормочет, занятый работой:
– Ладно…
К вечеру аппарат, изобретенный Хэллтоном, готов. И с этого вечера «Акула» отрезана от мира. Радиотелеграф действует, он вполне исправен, но не принимает ни одной депеши. Сколько ни бьется телеграфист, ничего не выходит.
– Какие-то волны мешают, – говорит телеграфист в отчаянии.
Звонки на яхте не звонят. Телефон не работает, электрические лампочки тухнут, и все старания монтеров ни к чему не приводят: сеть в полной исправности, но электричество не действует. Яхта «Акула», яхта, убранная с царской роскошью, начинает походить на темный, мрачный гроб, плывущий по океану.
Хорлэй сидит в каюте под защитой шести сыщиков с браунингами наготове. На судне явно присутствуют какие-то люди, но кто они и где они, не удается установить никому.
Даже Гарри Стоун, который мечется по палубе, сгорая от желания проинтервьюировать кого-нибудь из этих таинственных пассажиров, ничего не может узнать. Отправлять же радио в редакцию Нью-Йоркской газеты бессмысленно: все равно они их не получат.
На яхте «Акула» воцаряется нечто, похожее на отчаяние. Хорлэй, стиснув зубы, ждет наконец прибытия в Европу; там он мечтает расправиться с неизвестными пассажирами. Он мечтает о том, как они будут сходить на берег под присмотром сыщиков. А после того, как сойдет команда, «Акула» будет взорвана на воздух вместе с неизвестными пассажирами. И глаза Акулы Хорлэя зажигаются огоньком мстительного наслаждения.
Он, миллиардер Хорлэй, Акула Хорлэй, покажет этим фокусникам, как вмешиваться в дела Хорлэя и прочих…
И кулаки Хорлэя сжимаются: он залпом выпивает стакан водки.
Наступает вечер: вся «Акула» погружена в темноту, электричество не действует, радио не действует. Боцман мрачно ходит по палубе: с утра он ни разу не промочил горла, а это ввергает его в мрачное отчаяние.
В этот момент в темноте он видит чью-то фигуру, скользнувшую вдоль борта. Он бросается за нею и хватает неизвестного человека за шиворот.
– Поймал, – диким голосом кричит боцман.
Сбежавшиеся матросы видят боцмана, держащего в руках кусок синей рубахи, обыкновенной рабочей рубахи. Больше поблизости никого нет. Боцман близок к сумасшествию.
– Он был здесь, я его держал! – хрипит боцман.
– Брось, старина, – говорит матрос Уильстон. – Ты, кажется, начинаешь болеть белой горячкой?
– А это, тысячи чертей?
И боцман размахивает куском синей рубахи. Его допрашивает Грэффи. Боцман с отчаянием говорит:
– Я его держал, я его держал, но он вырвался…
Через час такой же случай повторяется с другим матросом. Прогуливаясь по палубе, он замечает чью-то тень, бросается за нею, хватает какого-то человека, получает сильный удар по голове, падает на палубу. Когда он поднимается – никого нет.
На судне начинает нарастать панический ужас. Матросы шепчутся друг с другом, капитан Сток, проходя, слышит:
– Мы не желаем гибнуть из-за Акулы Хорлэя…
С этого момента капитан Сток начинает носить с собой повсюду револьвер, большой кольт. То же самое делают сыщики. А к утру на палубе находят двух сыщиков мертвыми. На них нет ран, очевидно, они убиты не холодным и не огнестрельным оружием. На груди у каждого записка: «Прислужникам преступника Хорлэя, лакеям капитала – по заслугам».
У матросов лица, явно выражающие отчаяние и ужас. Только двое из них сравнительно спокойны: Уильстон и еще один, по национальности ирландец. Это наводит Грэффи, сыщика, на некоторые подозрения, и их арестовывают. После краткого допроса их запирают в отдельную каюту. На часах стоят два лучших сыщика. Среди ночи один из них слышит легкий шорох, затем его оглушает что-то необъяснимое.
Утром их обоих находят в бессознательном состоянии возле пустой каюты. Уильстон и второй матрос исчезли.