По дороге он упорно смотрел в спину молчаливого шофера и неожиданно, наклонившись вперед, спросил:
– Как вас зовут?
Шофер на мгновение обернулся, его стальные, синие глаза посмотрели в упор. Он коротко ответил:
– Нортон.
Но мистер Хорлэй не удовлетворился этим кратким ответом. Он снова спросил:
– Вы давно служите в нашей фирме?
Мистер Хорлэй не знал в лицо всех своих шоферов. В поездку он взял с собой людей, особо рекомендованных администрацией и сыскным управлением.
Шофер ничего не ответил. Затем, не оборачиваясь, сказал:
– Прошу прощения, сэр, очень трудно разговаривать во время езды. Все объяснения даст помощник.
Помощник шофера обернулся к мистеру Хорлэю. Этот коренастый широкоплечий человек с серьезным карими глазами, в которых иногда сверкали искорки юмора, объяснил Акуле Хорлэю, что он служит вместе с товарищем третий год в фирме «Хорлэй», возил раньше старшего Хорлэя, а потом работал по пробегу новых машин на заводе.
– Так… – сказал неопределенно мистер Хорлэй.
Затем неожиданно спросил:
– Кто мог покончить с Грэффи?
Помощник шофера пожал плечами:
– Трудно сказать, сэр. У сыщиков много врагов, в том числе это и ваши собственные враги: ведь они служат вам, я хочу сказать: сыщики.
Затем добавил:
– Это дело следователя.
Мистер Хорлэй невнятно пробурчал что-то, и помощник шофера отвернулся. «Роллс-Ройс» дал гудок, сворачивая с кипарисовой аллеи на шумную улицу, и подкатил к отелю.
Мистер Хорлэй поднялся вверх и послал срочно радио:
«Грэффи убит. Вышлите взамен хорошего сыщика».
Кроме этой радиограммы он послал еще вторую:
«HБ 13 точка 789246785ТР33 точка Х88 точка 17».
Эта странная радиограмма была принята Нью-Йоркской радиостанцией, отправлена по адресу и получена в тот же день вечером.
Человек с квадратным лицом мясника и глазами гиены, получив радиограмму, тщательно запер дверь квартиры на одной из улиц Монгатана. Он сидел над радиограммой около двух часов, расшифровывая ее. Затем, кончив работу, спрятал радио в несгораемый ящик, положил расшифрованный текст в карман и вышел на улицу. Здесь он прошел около двух кварталов пешком, а затем проехал по воздушной железной дороге над гудящими улицами, на высоте 25 саженей, на север Нью-Йорка.
Мистер же Хорлэй, отправив телеграммы, прошел в свой номер, развернул газету и читал ее около двадцати минут. Его интересовали главным образом объявления на восьмой странице ходкой уличной Нью-Йоркской газеты. Пробегая столбцы с кричащими рекламами, с воззваниями, уверяющими, что лучшее белье можно получить только там, он наткнулся на маленькое объявление в десять строк:
«Дама, ехавшая в воскресенье в подземной железной дороге, экспресс № 18, от Бродвея и дальше, просит джентльмена, занимавшего место против нее в вагоне и сообщившего ей касающиеся ее лично новости, зайти по адресу: тридцать шестая улица №… позвонить три раза».
Мистер Хорлэй внимательно прочел дважды это небольшое объявление, вырезал его из газетного листа и бережно положил в бумажник. При этом его движения были так осторожны, как будто клочок бумаги был не рядовым объявлением, а важнейшим доказательством чего-то, известного одному только Акуле Хорлэю.
Затем он вызвал по телефону господина Менса, который, обделав государственные дела двух прибалтийских стран и получив свои куртажные, отдыхал в обществе двух высоких, полных блондинок. Господин Менс был очень похож на пресловутого осла перед двумя вязанками сена: ибо обе дамы, весьма легкомысленно настроенные, одинаково нравились господину Менсу.
Его трудное положение было разрешено звонком по телефону. Бросив трубку, господин Менс сказал тоном истинного сожаления:
– Государственные дела призывают меня и не оставляют времени для личной жизни, мадам.
При этом его редкая, с проседью бородка и пенсне дрожали от искреннего сожаления.
Блондинки был также огорчены. Но два небольших чека успокоили их немедленно. Что касается до личной жизни господина Менса, то обе блондинки искренне скорбели о ней. Поле чего они исчезли, как привидения, оставив только легкий запах духов, который господин Менс втянул носом, мотнул головой и выбежал из отдельного кабинета ресторана, где происходило дело.
Через полчаса он стоял в комнате мистера Хорлэя в отеле «Регина» и всем своим видом выражал напряженное внимание и беспредельное уважение к золотому королю.
– Сядьте, уважаемый, – небрежно сказал Акула Хорлэй.