— Я говорил, что подобное не будет принято, — задумчиво произнес он. — Нужно было пышные юбки из него сделать, или пол…
От услышанного предположения моя голова пошла кругом, только бы он в это не втемяшился! — Внутреннюю панику прервал его недовольный голос:
— …так бы и сделал, если бы мне не дали другой проект.
— Подождите! — чуть там же в коридоре не исполнила па из Лезгинки. И постаралась убавить эмоциональность из голоса. — Кто в таком случае работает со мной?
— Радион с вами, Анечка. — Снисходительно произнес, ничего не заподозривший Григорий. — А я спешу. Договорим после.
— Как скажете. — Стараясь не расцвести солнечной улыбкой, пропустила его.
Стремительно преодолев оставшееся расстояние, я влетела в кабинет шефа и радостно запрыгала на месте. Фельдмаршал был один, так что мое ребячество более никто не увидел.
— Что?
— Я счастлива!
— С чего бы это? — прищурился он, откинувшись в своем королевском кресле.
— Макаренко работать будет над другим проектом!
— Вот видишь все для тебя. — Федор благодушно развел руками. — Раз без Миши, тогда и без Макаренко.
— Федор, спасибо! Все… по раскадровкам вопросов нет. Проблем тоже, остальное я улажу!
— Что все опять так просто?
— Да, так. Я пойду. — Уже взялась за дверную ручку, но остановилась, услышав его.
— Погоди. Что в твоих объятиях делал Шаген?
— Стоял.
— А белье Сташевой на твоем столе выходит — лежало? — рассмеялся он.
— Валялось. — Поправила я, оборачиваясь.
— А Шевченко — это…
— Мой бывший гражданский. Вопросы еще будут?
— Теперь это многое объясняет, — я лишь пожала плечами.
— Ну, раз объясняет — значит, от меня подробностей не потребуется.
— Шах все еще с нами?
— Мне отбоя никто не давал. — Честно ответила я.
— Я тебе отбоя тоже не дал бы.
Кивнула, соглашаясь. Почти вышла, почти закрыла дверь, торможу и, вспомнив все вышесказанное, возвращаюсь.
— Федор, не поняла… Откуда ты знаешь, что то белье принадлежало Сташевой?
— Видел, когда его мой зам покупал, а потом расхваливал. Что оно увеличивает не только глаза мужчин, но и расстояние между женскими ножками. — Улыбнулся он.
— А что?
Воспоминание о том, как Иришка смеялась, что ее любимый мужчина купил точь-в-точь такой же комплект белья, в котором она ему за неделю до того позировала, было в моей памяти свежо.
— У тебя отвратная память на женское белье.
— Я должен оправдываться?
— Не должен… — я прищурилась, — если ты…
— Она задавала вопросы уборщице, относительно возможной находки. — Фельдмаршал остановил мою гневную тираду в защиту Иришкиных чувств. — К тому же Анастасия и Степан в настоящий момент находятся в стадии…
— Разрыва окончательного и бесповоротного. — Завершила я.
— Все-таки это его презервативы лежали в твоем кабинете. — Он, увидев мое выражение лица, довольно улыбаясь, поинтересовался, — что?
— Нет, откуда эти познания я знать не хочу.
— Правильно делаешь. А теперь работать!
— Папочка, сегодня буду поздно. Ждите утром. — Прищелкнув каблуками, устремилась за дверь.
— Я те дам, утром! — прозвучало возмущенно уже из-за двери.
Он проснулся на рассвете задолго до того как звук телефона разорвет тишину тревожной трелью. В теле ощущалась легкость, в голове — пустота. Стресс после вчерашних переговоров и корпоратива, затянувшегося за полночь, удалось снять самым приятным образом. Напряжение отступило, от чего Роман поздравил себя с тем, что выбирая секретаршу не внял просьбам Гали. Легкое движение справа привлекло внимание мужчины.
Агата. Она лежала рядом, обняв подушку и прижавшись к ней щекой, мерно дышала. Платиновая блондинка, работающая на него чуть более полугода, сейчас походила на сытую львицу и менее всего напоминала отстраненную ледышку, застегнутую на все пуговки.
А расстегнуть их стоило раньше, — с сожалением подумал Шевченко.
С трудом вспомнилось сновидение, как после корпоратива он просил остаться длинноногую богиню, чтобы насладиться угаром хмельной ночи, как крепко сжимал ее в своих руках и, слыша стоны, расплывался в довольной улыбке. Сон оказался реальностью. Рядом лежала она и на ее руке и шее остались его багряные следы поцелуев. Перевернувшись на бок, Шевченко подпер голову кулаком и стянул с девушки простынь. Не смотря на слабый протест, сопровождаемый стоном, провел рукой по голой пояснице, затем мягко сжал розовую попку.