Чиновники из мэрии разводили руками. Им было интереснее найти деньги на фиктивную прокладку труб и асфальта, чем на обучение талантливого ребенка.
А потом Нину Яковлевну уволили. Она поругалась с кем-то из руководства. Пришел новый директор, мужчина пятидесяти лет. Совершенно равнодушный к воспитанникам.
Книги и журналы по шахматам исчезли, также, как и переписка с ведущими шахматистами. Более того, новый директор запретил мне тратить время на эти бесполезные забавы, как он считал. Я играл тайком, по ночам, в постели, спрятавшись под одеялом.
К двенадцати годам меня взяли в приемную семью. Рубинины. Неплохие люди, рабочая косточка. Муж, дядя Вася, работал инженером. Жена, тетя Оля — повар. Оба упорно равнодушные к шахматам.
Из-за этого их равнодушия я и сам забросил красивые загадочные игрушки. Это была моя первая ошибка. Я прикасался к ним только время от времени. А надо было упорно учиться. Не отчаиваться и продолжать заниматься. Не обращать ни на кого внимания.
Армия, институт, работа на заводе. Гулянки с друзьями, девушки, веселое времяпровождение. Паралич конечностей у тети Оли. Уход дяди Васи из семьи. Присмотр за больной приемной матерью. Женитьба, скорый развод. Детей нет. Доска с шахматами все время пылилась в дальнем углу шкафа.
И только потом, после смерти тети Оли, в тридцать восемь лет, я словно очнулся. Снова вспомнил о шахматах.
Начал опять заниматься и изучать их. Сам, своими силами. Пошел в кружок, читал литературу. Играл с другими талантливыми ребятами.
Отчаянно больно осознавал, сколько много времени упущено. Если бы я упорно занимался с подростковых лет, то сейчас уже мог быть гроссмейстером. Это мне в один голос твердили все учителя.
— Впрочем, для тебя еще не все потеряно, — сказал мне один, Борис Николаевич Толстых. — Учись, работай, играй. Ты сможешь выстрелить, если захочешь.
Ага, как же. Это он утешал меня, безмозглого тупицу. Самые лучшие, самые плодотворные годы утеряны. Утеряны безвозвратно.
Хотя, я все еще пытался бултыхаться. Окунулся в шахматы с головой. Старался наверстать упущенное. За два года почти смог совершить невозможное.
Мне осталась еще пара турниров, чтобы выйти на финишную прямую к чемпионскому титулу в России. На мировое первенство я претендовать уже вряд ли смогу, но вот в пределах страны еще можно рискнуть.
Этот турнир проходил в Москве. В городе, где я почти не бывал. Чтобы поехать сюда, я копил деньги с зарплаты.
Накануне я уже выиграл две партии с соперником. Сегодня должна быть третья. Я не сомневался в победе.
Чтобы освежиться, вышел на улицу. На холодную ноябрьскую улицу. Вот тупица. Хотя, быть может, и не совсем, как знать.
Гостиница, где проходил турнир, располагалась в тихом местечке. Я прошел пару кварталов и оказался рядом с шумной магистралью.
Передо мной по тротуару шла женщина. Из-под капюшона выбивались пышные рыжие кудри. В коляске младенец, рядом малыш постарше. Торопливо семенил ножками.
Мать на ходу уставилась в телефон. И не заметила, как сынишка отстал, свернул на дорогу, побежал вперед. Прямо через бурлящий транспортный поток.
Она только успела оглянуться, а я уже оказался на дороге. Сам не знаю, как будто что-то толкнуло внутри. Подхватил мальчишку, бросил на обочину.
Оглянулся. И понял, что не успею спастись сам. Грузовик, отчаянно сигналя, оказался слишком близко. Вся жизнь промелькнула перед глазами.
Эх, успел подумать я, а ведь я еще мог стать чемпионом. Не судьба, значит.
Грузовик совсем рядом. Время снова завертелось с бешеной скоростью. Я не успел ничего сделать.
Страшный удар. Мгновенная боль по всему телу. Отключка и темнота.
Абсолютная темнота.
И вспышка света. Я думал, что тело пронзит судорожная боль, но ошибся. Болели только голова, спина и локти. Тупой тягучей болью.
— Эй, вставай, ты чего, Дениска? Жив?
Я уж и не чаял услышать человеческие голоса. Но они гудели надо мной, как рой пчел.
С трудом разлепил веки. Что такое? Оказалось, я лежу вовсе не на дороге, а в помещении. Вон, тщательно побеленный потолок. На его фоне надо мной склонились головы людей.
— Ты цел? Говорить можешь? — спросила одна голова справа.
— Я уж думал все, того уже, — добавила другая слева. — Уж очень сильно слетел. Грохот такой, будто пол сейчас провалится.
Я огляделся. Лежу на бетонном полу, голова раскалывается от боли. А где малыш, где грузовик? Тело относительно целое, хотя и болит.
Но ведь меня должны были размазать по асфальту, разве нет? Что за дичь вокруг творится?
— Вставай, дружище, — кто-то из окружающих схватил меня за руку, помог подняться. — С тобой все в порядке? Что-то ты бледный совсем.