— …Даже про моих родаков там написано — вообще один в один! Я читала и думала — надо же… Видимо, все они одним лыком шиты, родаки эти… Только и знают, что пилить, пилить…
— Наташк, а мне дашь почитать? — с воодушевлением попросила Танька. — Я тоже хочу…
— Да бери, жалко, что ли? — равнодушно пожала плечами Наташа. — Если хочешь, еще одну принесу… Она новая, по-моему…
— Ага, давай!
— И мне! И мне тоже! — торопливо закивала головой Ленка, возя докуренной до самого фильтра сигаретой по стеклянному боку необъятной пепельницы, бог знает когда и кем сюда принесенной.
— Значит, вам нравится, как эта Никольская-Петерс пишет? — еще раз переспросила Наташа, ловя себя на мысли, что неосознанно таким образом продлевает трепет тайного удовольствия.
— Да говорю же — класс! Сама ж, наверное, тоже читала! Тебе-то самой нравится?
— Ну да… И мне нравится…
— Слушай, а кто она, эта Алина Никольская-Петерс? Я про такую писательницу раньше и не слышала… — задумчиво подошла к пепельнице со своим окурком Таня. — Фамилия у нее такая интересная… Она прибалтка, да? Откуда-нибудь из Эстонии?
— Хм… Почему это — прибалтка? — с сомнением поглядела на приятельницу Лена.
— Ну… Если Петерс…
— А что тогда делать с Никольской? Если так рассуждать, то она, скорее, еврейка или полька! А имя вообще азиатское — Алина! Наташк, ты не знаешь, откуда она взялась?
— Я? Я нет… Я не знаю.
Придя к себе в кабинет, она включила чайник, насыпала в большую кружку щедрую порцию растворимого кофе и под аккомпанемент закипающей в недрах чайника воды сама не заметила, как ушла, провалилась полностью в тот давний разговор…
— …Нет, все-таки я до конца так и не понял, Натусь… Зачем тебе псевдоним? Да еще и такой вычурный — Алина Никольская-Петерс! Откуда ты вообще это имя выкопала?
— Да не знаю… Просто придумалось, и все. А что — красиво звучит! И запоминается быстро.
Саша посмотрел на нее тогда очень внимательно, хмыкнул, отхлебнул большой глоток шампанского из бокала. Они в тот вечер отмечали что-то очень интимное — то ли дату первого поцелуя, то ли другую сентиментальную чепуху. Саша вообще был любитель таких маленьких семейных праздников. Помолчал немного, потом снова тихо и занудно переспросил:
— А правда — зачем тебе псевдоним? Чем тебя твоя фамилия не устраивает? Наталья Петрова — совсем даже неплохо звучит!
— Ага… Иванова, Петрова, Сидорова… Нет уж, пусть будет Никольская-Петерс. Мне так лучше, понимаешь? Никто в жизни не догадается, что это я!
— А… зачем тебе, чтоб не догадались? Для чего эта таинственность?
— Ой, Саш… Ну чего ты ко мне привязался? Лучше бы порадовался за меня! В конце концов, у меня первая книжка вышла! Это же… Это же такое счастье, что я даже объяснить не могу! Я ее сегодня весь день оглаживаю, обнюхиваю, как живую… А ты сидишь, занудствуешь! Давай лучше за мою первую книжку выпьем! Или ты не рад?
— Да я рад, конечно же, рад… И поздравляю тебя от души. Просто… мне понять тебя хочется. Зачем тебе скрываться? От кого?
— Да ни от кого я не скрываюсь. Просто… так мне удобнее, понимаешь? Чтобы никто не знал. Ну, если тебе хочется, назови это скромностью! Скромность тебя устраивает?
— Да нет… На скромность это как раз мало похоже. Тут что-то другое, Натусь. Тут больше гордыней попахивает…
— Да ну тебя — попахивает ему! Попахивает — не нюхай! Никто тебя и не просит!
Наташа сердито поднялась из-за стола, подошла к мойке и, бурча себе под нос что-то вроде «…весь праздник испортил», принялась яростно намывать тарелки со следами устроенного Сашей праздничного семейного ужина. Потом, резко развернувшись от мойки, бросила мужу в лицо:
— Ну в чем, в чем ты здесь гордыню углядел? Ну вот сформулируй — в чем?
— Сформулировать? Ну хорошо, я попробую… Только ты не злись, ладно?
— Да не злюсь я. Ну, так и в чем тебе привиделась моя гордыня?
— Да я скажу, скажу… Дай подумать…
Насупившись, он поднял бокал перед глазами, задумчиво начал рассматривать бегущие вверх пузырьки, потом вздохнул, осушил его одним махом. И решительно проговорил:
— В стремлении повкуснее ощутить свою исключительность, вот в чем! Сплошная достоевщина — ты не тварь дрожащая, ты особое право имеешь. То есть сама про себя такое знаешь, о чем никто и не догадывается! Но ты, ты-то знаешь! И тебе это в кайф! Кайф от того, что имеешь право подниматься вверх и тайно смотреть на людей со стороны, и тайно подглядывать, и списывать, и проецировать их потом на чистый лист бумаги, распоряжаясь живыми характерами, как своими собственными…