Царь смеется, смех кристален. Злою мыслью не ужален,Он ничуть не опечален. «Что ж, победа не моя».За приемного он сына рад, в том счастье, не кручина.Любит сердце – что едино, любит роза соловья.
Миг вкушая настоящий, вот сидят они у чащи.Как колосьев строй шуршащий, смотрит воинов толпа.Возле них двенадцать смелых, ни пред чем не оробелых.Видно, как в лесных пределах вьется водная тропа.
2. Сказ о том, как царь арабский увидел витязя, одетого в барсову шкуру
На опушке, над потоком, в тоскованьи одиноком,Странный витязь был, в глубоком размышленьи над рекой.За поводья вороного он коня держал, и сноваСлезы лились из немого сердца, сжатого тоской.
Как небесными звездами, все сияло жемчугами,Млели нежными огнями и доспехи и седло.Был как лев он, но стекали слезы, полные печали,По щекам, где розы вяли, а не искрились светло.
Был в кафтан одет он бурый, сверху ж барсовою шкурой,И сидел он так, понурый, в шапке барсовой склонясь.Толстый хлыст в руке был зримым. Так сидел он нелюдимым.Точно был окутан дымом, весь – волшебный, весь – томясь.
Раб идет к нему с вопросом от царя, но пред утесомВид тех слез, подобных росам, точно стать ему велел.Пред такою силой горя замолчи, или не споря,Плачь, как плачет в пропасть моря дождь, узнавши свой предел.
Раб в великом был смущеньи, трепетаньи и сомненьи,И смотрел он в удивленьи на печального бойца.«Царь велит прийти», – сказал он наконец, вздыхал и ждал он.Витязь нем, и не слыхал он, не поднимет вверх лица.
С наклоненным книзу ликом, весь в забвении великом,Не внимал окружным крикам, изливал с слезами кровь.Длил он странные рыданья, трепетал в огне сгоранья,Нет терзаньям окончанья, слезы льются вновь и вновь.
Свеян ум его куда-то. Мысль его свинцом объята.Раб идет путем возврата, не добившись ничего,Снова царское посланье повторял, но нет вниманья,Никакого нет вещанья розоцветных губ его.
Раб вернулся без ответа: «На мои слова приветаОн был глух. Мой взор от света солнца яркого погас.Я жалел его невольно. Сердце билось больно-больно.Вижу, ждать уже довольно, протомился целый час».
Царь дивился. Дивованье перешло в негодованье.Изрекает приказанье он двенадцати рабам:«Вы оружие берите, всей толпой к нему идитеИ скорее приведите мне того, кто медлит там».
Исполняя приказанье, вот рабы идут. ШуршаньеСлышно ног, звенит бряцанье их доспехов. Витязь встал,Весь в слезах еще. Но взором вскинул. Видит, тесным хором,Люди с воинским убором. Вскрикнув: «Горе!» замолчал.
Вытер он глаза руками, укрепил колчан с стрелами,Меч с блестящими ножнами. Вот на быстром он коне.Что ему – рабы, их слово? Направляет вороногоПрочь куда-то, никакого им ответа, – он во сне.
Тут, его схватить желая, вмиг – к нему толпа живая,Вот рука, и вот другая устремилась. Смерть им в томОдного он о другого раздробил, рукою сноваЧуть махнул, убил, иного до груди рассек хлыстом.
Пали трупы вправо, влево. Царь кипит, исполнен гнева.Он кричит рабам, но сева Смерти – жатва собрана.Юный даже и не глянет на того, кого он ранит.Кто домчится, мертвым станет, участь всем пред ним одна.
Царь разгневан, горячится, на коня скорей садится.С Автандилом вместе мчится, чтоб надменного настичь.Но, как в искристом тумане, как на сказочном Мерани,Не принявши с ними брани, он сокрылся, кличь не кличь.
Увидав, что царь в погоне, что за ним несутся кони,Он, в мгновенной обороне, вдруг, хлестнув коня, исчез.Точно в пропасть провалился или в небо удалился,Ищут, нет, и след сокрылся. Ничего. Как в мгле завес.
Хоть следов копыт искали, – нет, исчез в какой-то дали.Словно призрак увидали, призрак был один лишь миг.По убитым плачет кто-то. И о раненых забота.Молвил царь: «Пришла работа. Видно, злой нас рок настиг».
Он сказал: «Всех дней теченье было только наслажденье.Бог изведал утомленье – видеть счастье без конца.Вот и стал восторг обманен, – как и все, непостоянен, —Я всевышним насмерть ранен, отвратил он свет лица».
Так вернулся он, угрюмый, затенен печальной думой.Вмиг забыты были шумы состязаний и пиров.Стон кругом сменялся стоном. Грусть царя была законом.Не приученный к препонам, дух легко упасть готов.