— В старину переодевание в женское платье доставляло уйму страданий, — приговаривал он, вертясь перед зеркалом. — Сущий кошмар! Разные там корсеты и подвязки. Зато в наше время — пустяки… Брюки и куртка на молнии. Поди разбери — юнец или девица. Вот только кеды чуточку великоваты. — Володя отступил от зеркала, чтобы лучше обозреть ноги. — Ничего, сойдет! Это в старину женские ножки были маленькими. А теперь я собственными глазами видел в отделе женской обуви сапоги моего, сорокового размера. Мог бы купить, если бы не бешеная цена!
Он откашлялся и сказал тонким голосом:
— Сегодня ужасная погода…
Нет, не годится. Тонким голосом в наше время вопят в микрофон лица мужского пола. А у женщин будь здоров какие басы. Так что и голос менять не надо. Чуточку прибавить хрипотцы — натуральный современный женский голос…
Он с трудом удержался от искушения выйти из дома в парике и платочке. Слишком сильный стресс для соседок! Изведутся, разузнавая, кто она, таинственная незнакомка.
«Из музея тоже не выскользнешь незаметно, — размышлял Володя. — Впрочем, днем в центре города Гриня мне не страшен. Я должен принимать меры предосторожности только где-то на окраине. А там можно зайти в любой сарай и совершить несложное превращение».
Чугунная наружная лестница, ведущая в кабинет, тоненько загудела. Кто-то идет.
Поступь сотрудников музея он изучил великолепно. Поднимался кто-то незнакомый. Легкий шаг, танцующий. Незнакомец дошел до двери кабинета и проворно поскакал вниз, щелкая подошвами по чугунным ступеням. Володя давно обратил внимание, что каждая из старинных ступеней имеет свое звучание. Незнакомец игриво отстукивал «чижик-пыжик».
— Ну, фокусник!..
Володя уже знал, кто там забавляется. Ему показалось, что он этого человека и ждал, засидевшись в кабинете, вместо того чтобы поспешить в поселок у станции.
Однако в чем смысл танцев на лестнице? Модная раскованность? Или желание пооригинальней предупредить о своем приходе?
Володя подошел к двери и распахнул настежь.
— Клюев, вы ко мне? Заходите!
Великолепный Джека держался непринужденно:
— Я к вам с просьбой. Моя разведка донесла: у вас есть прадедовские диски.
— Граммофонные пластинки, — мягко поправил Володя и указал в угол кабинета, где на высокой тумбе давно бездействовал граммофон с трубой изумрудного цвета, похожей по форме на рог изобилия.
— Меня интересует дореволюционная эстрада. — Джека нервно облизнул губы. — Варя Панина, Вяльцева… Ну и вообще…
— Шаляпин тоже есть… Собинов… — Володя внимательно наблюдал за гостем. Любопытно, как Джека изловчится перейти от пластинок к истинной цели своего визита — вчерашнему происшествию на Парковой. — Прощу… — Володя подвел гостя к граммофону и отомкнул дверцу тумбы.
В гнездах изумрудного бархата мерцали черные ряды пластинок.
— Можно? — Джека упал на колени и бережно коснулся пыльного бархата. — Ух ты!.. Экстра-класс!.. Упаковочка!..
Володя коротко пояснил: в верхних рядах Шаляпин и Собинов, внизу то, что можно называть дореволюционной эстрадой.
— Обалденно! — бормотал Джека.
В том, как он доставал и разглядывал пластинку, а затем ставил на место, чувствовался опыт и навык. Джека мгновенно угадывал какую-то понятную ему ценность пластинки, он напомнил Володе завзятого книжника, подступившего к незнакомой полке. Настоящему книжнику достаточно взять в руки книгу, раскрыть — и он интуитивно ощущает ее значимость. Вот так и Джека с пластинками. Володя приглядывался к гостю все с большей симпатией.
— К сожалению, послушать не удастся. Граммофон сломан.
Граммофон был сломан еще до поступления Володи на работу в музей. Лопнула старинная пружина.
— Я пришлю мастера, — предложил Джека.
«Большой начальник, — подумал Володя. — Скажите пожалуйста: «пришлю». И пояснил великому Джеке, что с граммофоном случай безнадежный — уже пытались чинить, и безуспешно.
— Я пришлю Витю Жигалова, — нетерпеливо произнес Джека. — Для Вити безнадежных случаев не бывает.
— Витю? — Володя мгновенно понял, что отказываться глупо. Витя придет чинить граммофон, и можно будет разузнать, что все-таки случилось с газорезом. — Ну, если ваш Витя что-то умеет, я буду рад…
— Завтра и пришлю, — уверенно обещал Джека. — Завтра вас устраивает? С утра?
Володю это вполне устраивало. Чем скорее удастся поговорить с Витей, тем лучше.
Джека упоенно перебирал пластинки. Будто и в самом деле пришел в музей только ради записей дореволюционной эстрады.
Значит, ему «разведка донесла»… Но кто же состоит у Джеки в разведчиках по музейной части?
— Новые, не заигранные! — громко восхищался Джека. — И куплены подряд, по каталогам! Хозяин денег не жалел! — Он оторвался от пластинок, и Володя обнаружил в голубых детских глазах алчный блеск. — А вы знаете, сколько все это стоит? Тысяч пять! Можно и порознь продать, но лучше целиком. Ценность любой коллекции не только в редких экземплярах. Ценится полнота подбора.
«Эмоции бизнесмена, — определил про себя Володя. — Все можно перевести на деньги. Даже музыку…»
Джеке он сказал с деланным спокойствием:
— Я думаю, вы и сами понимаете — музейное достояние не продается. Ни порознь, ни оптом.
Джека поднялся с колен и попросил разрешения закурить. Теперь они оказались друг против друга в старинных кожаных креслах. Джека закурил. Володе следовало слегка улыбнуться. Из всех вариантов улыбки он выбрал безмятежную. Ироническая была бы неуместна.
— Я вас слушаю…
— Есть идея! — приподнято сообщил Джека. — Мы беремся починить вашу ретротехнику. Вы разрешаете переписать всю коллекцию на кассеты. Здесь, у вас… Доставим необходимое оборудование и за одну ночь управимся…
— А дальше что? — спросил Володя.
— Вас интересует, как мы собираемся распорядиться записями? — Джека помахал рукой, разгоняя сигаретный дымок. — Кассеты с Паниной пойдут по четвертаку…
Володя весь напрягся. Сейчас последует наглое предложение — с каждой кассеты столько-то ему.
Никаких наглых предложений не последовало. Джека отлично знал, с кем имеет дело.
— Нам нужны деньги, — говорил он, давая понять, что не разделяет старомодных убеждений директора музея В. А. Киселева.
«Вам было бы стыдно пускаться в коммерцию, а мы на эти предрассудки плюем!» — так следовало понимать великого Джеку.
Он с похвалой отозвался о принятом на Западе вкладывании капитала в перспективную группу музыкантов. В нашей стране почему-то не практикуется коллективный вклад. А хорошо бы… Группа вернет с лихвой…
— Сегодня не добьешься успеха, если нет классной техники, — напористо продолжал Джека. — Я поставил перед собой сверхзадачу: ворваться в ряды избранных рок-групп. Таких, как «Аквариум», «Зоопарк», «Центр»… — Джека нервно облизнул губы. — Вы, конечно, думаете, что я сейчас назову «Машину времени»…
— Вот уж не думал! — быстро парировал Володя. — Названные вами рок-группы или какие-то другие для меня не предмет размышлений. Рок и мысль — вещи несовместимые. Кстати, такие приемы одурманивания толпы были известны еще в стародавние времена. Например, у хлыстов — это изуверский толк раскольников — устраивались радения с верчениями. А шалопуты плясали вокруг кадки с водой.
Джека усмехнулся:
— Мы не собираемся копировать антимузыку! Битлы вышли из английской провинции. И мы тоже хотим делать свое…
«Ничего себе самомнение, — подумал Володя. — Битлы вышли из провинции. И мы тоже…» Но сама мысль о провинции была ему по душе. Да, надо жить по-своему. Провинциал, копирующий столицу, смешон.
Джека продолжал, мечтательно прикрыв глаза:
— Если оркестровать музыку в нашей собственной манере… Вот, попробуйте себе представить… Ночные вздохи, провинциальный звуковой фон, сплавленный из шороха дождя, скрипа калиток, дальнего лая собак, и над ним потусторонняя одинокая скрипка, низкое контральто…
«Да это он про Анюту», — догадался Володя.
— Но сегодня мир покоряют не с эстрады! — Джека заговорил жестко и деловито. — На рынок выбрасываются записи. Вы что-нибудь слышали про Дитера Болена и «Модерн токинг»?