сне? Или он предвидел все? Как лежит сейчас, как ветер тикает в горах... - Салман, ты слышишь... словно "тик-так... тик-так"...? Друг отрицательно помотал головой. - Это наркотик, - сказал он. Асланбеку хотелось открыть глаза, хотя они были открыты. А если открыть их пошире - увидит он тогда что-нибудь еще? И он увидел. Высокая, резная, дубовая дверь. Тяжелые шторы. Он лежит. Полутьма. Тусклый оранжевый свет падает откуда-то сзади... Из угла, от какого-то ящика слышится "тик-так". И вдруг скрипучие створки двери распахиваются... А там - ничего. Небо, солнце и головокружительная высота распахнутого трапа летящего самолета. И смертельная слабость страха в ногах. - Ты куда?!!! - его кто-то схватил за рукав. Это был парень из их отряда. Асланбек взвыл от боли. И сразу понял, что стоит у обрыва горы и смотрит вниз. Прибежал Салман. - Пойдем, ляжем, - уговаривая, он тянул друга прочь от пропасти. Асланбек почувствовал, что срывается с самолета... Он упал на руки друга без сознания. Асланбек поправился не сразу. Но от наркотиков всегда отказывался. Бывали страшные моменты, когда людей можно было поднять в атаку только дозой. Они долго держали оборону одного аула. Их укрытия были сделаны очень надежно - в несколько накатов бревен. К тому же они не возвышались над землей и были тщательно замаскированы. Каждая сакля стала крепостью с бетонными подвалами. Но, несмотря ни на что, у некоторых нервы не выдерживали обстрелов и ежеминутной опасности смерти. Они просто вставали в полный рост. И быстро получали пулю милосердия. Салман стал молиться еще чаще, чем обычно. Бормотал что-то в нос даже тогда, когда стрелял. Асланбек знал, что только вера поддерживает его. Так же, как некоторых поддерживает доза. А потом они выходили из плотного кольца окружения. Было две возможности - либо прорываться боем, теряя много людей, либо использовать хитрости - но сколько так можно вывести? В конце концов их командир остановился на первом варианте. Их с Салманом разделили - впервые с их детского знакомства в бою с дикими собаками. Командир чувствовал, что Асланбек недолюбливает его. Салман же смотрел ему в рот. Салмана он взял с собой. Как и других самых верных людей. Это был приказ. Остальные должны были их прикрывать, а потом разделиться на отряды и прорываться самостоятельно. Одним словом, выбирайся кто как может. Если бы во главе отряда не тащили ценного заложника, еще неизвестно, удалось ли бы отряду командира выйти из окружения. Но, как только заложника отпустили, отряд словно растворился в буковом лесу. Дома каждое дерево - щит. И каждый куст- крыша. Прикрывая уходящий отряд, Асланбек старался думать, что защищает единственного друга, а не спасает жизнь имама-командира. Оставшиеся понимали, что не сегодня-завтра за них возьмутся, пойдут на штурм аула. Об этом говорили и кое-какие штрихи в поведении осаждающих. Все понимали - пощады не будет. Справиться с ними теперь куда проще. С наступлением темноты несколько мелких групп попытались уйти трудными горными тропками, начинавшимися у самого аула. Асланбек прекрасно лазил, но с ними не пошел. У Асланбека неожиданно созрел свой план спасения. Сделал он правильно, потому что другой путь давно был просчитан врагами. Горцев ждала засада. Несколько человек прорвались, остальные были убиты. Серело рассветное небо. Жители попрятались в подвалы. Стоны, молитвы, проклятия, детский плач. Они лучше всех понимали, что ждет их не позже, чем через час. Десятилетний мальчик гнал уцелевшее стадо подальше. Его пропустили. Мальчишка прекрасно знал, как заминировано поле вокруг аула. И старательно продвигался вперед. Минирование было очень надежным, двухэтажным. Найдут мину - разминируют. Но подорвутся все равно, потому что под верхней миной - еще одна... Но не только он знал, как идти через мины. Это знала одна овца в его стаде. Она была не совсем обычная. Это был Асланбек. Прошло немало дней, пока измученный Асланбек, питавшийся буквально подножным кормом, наконец догнал ушедший далеко отряд. Салман встретил его восторженно, обнял. Остальные тоже радовались его спасению. Даже угрюмый Занди буркнул ему что-то приветственное, что было совсем на него непохоже. .... И вдруг Асланбек «увидел» Занди лежащим на дне ущелья. И сразу же вслед за этим «оказался» на месте лежащего Занди и смотрел теперь вверх. Там стояли его товарищи и совещались, как им теперь достать тело друга... Спустя год, когда будет заключено большое перемирие, которое будет означать не мир и не войну, Занди покончит с собой, бросившись в ущелье. То ли станет невозможным убивать, то ли наконец увидит мертвым то лицо, которое ищет? Когда у истощенного отряда, вырвавшегося из окружения, был привал, двое друзей сидели немного в сторонке от остальных. И вдруг Салман сказал: - Мы с тобой уйдем из отряда. Асланбек удивился и молчал, ожидая объяснений. - Я наконец поговорил с командиром, - продолжал Салман. - А-а-а... - Набрался его мудрости.... Он даже Коран не читал. Он не имам! Я не знаю, кто его им сделал... Зато вот смотри, что он мне дал. Салман протянул другу книгу. - Фа-в-зан, - прочитал по слогам Асланбек. - «Книга единобожия». Ваххабитская, - объяснил Салман. - Примитив. Только для тех, кто не читал ничего больше. Я готов умереть, но не надо считать меня тупицей! - Понятно... А почему уходим-то? Салман посмотрел на друга свирепо. - Вот потому и уходим! - А куда? - В шахиды. Ты со мной? Большой ГОРОД ошеломил Асланбека. Шум. Машины, машины, машины... Суетливые богато одетые люди, никогда не смотрящие в глаза встречным... Асланбеку иногда казалось, что вот так идя по улице он однажды встретит самого себя - так много здесь было людей. И еще ему так казалось потому, что все чаще и чаще какой-нибудь дом, кусочек асфальта, грохот трамвая заставляли колотиться его сердце - таким знакомым это казалось, уже виденным однажды. Он ловил себя на мысли, что знает: за этим поворотом улицы будет красная церковь, или булочная, или снова развилка... Салман откровенно не понимал, почему Асланбек мог часами ходить по улицам. Утверждал, что это ненужный риск. Но каждый день Асланбек снова уходил. Их с Салманом красиво приодели. В карманах были документы. В полном порядке. В Большой ГОРОД они ехали на нескольких машинах. Их меняли четыре-пять раз. Но это была не их забота. Наконец, в каком-то городишке, не доезжая Большого ГОРОДА, их пересадили в обыкновенный рейсовый автобус. Он без труда преодолел пост. На него и не смотрели. Останавливали машины с чужими номерами. А в этом автобусе люди ехали на работу. Однажды Салман просто встал перед дверью, не выпуская друга. - Давай поговорим, - сказал. Они сели. Помолчали, как когда-то в детстве. Асланбек закрыл глаза и представил, что они сидят на его любимом склоне. Вокруг горы... «Как там мама?» Он открыл глаза. - Да, мы не дома, - прочел его мысли Салман. - Не понимаю, что тебе тут-то нравится? Вонючий ГОРОД. Ты хоть понимаешь, что из-за всех этих неверных, нечистых, на которых ты глазеешь, наши умирают?! Ты понимаешь?!!! - А мне везде нравится, - спокойно сказал Асланбек. И пошел одеваться. Салман бросился за ним. Так и шли они по улицам. Рядом и молча. Вдруг Салман остановил Асланбека. Они стояли напротив богатой витрины французской моды. Стекла были высоки и прозрачны, как ручей в горах. - Посмотри на себя. Разве ты похож на них?! Асланбек взглянул. Он не привык смотреться в зеркало. От детской чистоты и округлости черт ничего не осталось. Крупный нос расширялся к ноздрям. Выступающие скулы окружали диковатые, смотрящие исподлобья волчьи глаза. Только губы остались большими, полными. Светлые волосы, так странно оттеняющие черноту глаз, коротко острижены. Борода и усы все никак не могли пробиться на шестнадцатилетнем лице. Асланбек смотрел в глаза отражения и не узнавал в себе того мальчишку, который плакал от жалости к зарезанной овце, лежа на склоне... И вдруг мороз пробежал по спине Асланбека. Из-за спины выглядывало лицо мужчины. В то же время он точно знал, что там никого нет. Но все равно оглянулся. Они с Салманом стояли напротив витрины одни. - Что? - Салман тоже оглянулся. - Ничего, - Асланбек снова посмотрел в стекло и увидел в нем отражение мужчины. Лицо его было каким-то серым и настолько стандартным, что именно это и казалось в нем странным. «Похож на тех детей с картинки», - мелькнуло в голове Асланбека. Взгляд блеклых глаз тоже был холодным и с дичинкой, волчьим, как и у Асланбека. Но посторонний человек, не заметив волчьего взгляда, лишь сказал бы, что на лице незнакомца застыло выражение печального Пьеро. Лицо разглядывало его, Асланбека, с таким же любопытством, как и он - его. И вдруг Асланбек увидел что-то общее у них обоих в глазах. «А мы похожи», - подумал он. Вдруг ужас, как бывает только в самых кошмарных снах, охватил его: - Это Я! - Конечно, ты! - рассмеялся Салман. Асланбек бросился бежать. Друг нагнал его. - Что с тобой? - спросил он. Асланбек, тяжело дыша от волнения, сел на бордюр лицом к дороге, по которой устремлялись вдаль богатые машины с равнодушными хозяевами внутри. - Я вот думаю, - сказал он. - Сколько я должен убить, чтобы смыть кровь отца и брата? Уже достаточно или еще нет? - Спроси об этом своего отца, - сказал Салман. Асланбек закрыл лицо руками и представил: их аул... горы... он возвращается, гоня стадо домой... сил совсем нет... темнеет