у истощенного отряда, вырвавшегося из окружения, был привал, двое друзей сидели немного в сторонке от остальных. И вдруг Салман сказал: - Мы с тобой уйдем из отряда. Асланбек удивился и молчал, ожидая объяснений. - Я наконец поговорил с командиром, - продолжал Салман. - А-а-а... - Набрался его мудрости.... Он даже Коран не читал. Он не имам! Я не знаю, кто его им сделал... Зато вот смотри, что он мне дал. Салман протянул другу книгу. - Фа-в-зан, - прочитал по слогам Асланбек. - «Книга единобожия». Ваххабитская, - объяснил Салман. - Примитив. Только для тех, кто не читал ничего больше. Я готов умереть, но не надо считать меня тупицей! - Понятно... А почему уходим-то? Салман посмотрел на друга свирепо. - Вот потому и уходим! - А куда? - В шахиды. Ты со мной? Большой ГОРОД ошеломил Асланбека. Шум. Машины, машины, машины... Суетливые богато одетые люди, никогда не смотрящие в глаза встречным... Асланбеку иногда казалось, что вот так идя по улице он однажды встретит самого себя - так много здесь было людей. И еще ему так казалось потому, что все чаще и чаще какой-нибудь дом, кусочек асфальта, грохот трамвая заставляли колотиться его сердце - таким знакомым это казалось, уже виденным однажды. Он ловил себя на мысли, что знает: за этим поворотом улицы будет красная церковь, или булочная, или снова развилка... Салман откровенно не понимал, почему Асланбек мог часами ходить по улицам. Утверждал, что это ненужный риск. Но каждый день Асланбек снова уходил. Их с Салманом красиво приодели. В карманах были документы. В полном порядке. В Большой ГОРОД они ехали на нескольких машинах. Их меняли четыре-пять раз. Но это была не их забота. Наконец, в каком-то городишке, не доезжая Большого ГОРОДА, их пересадили в обыкновенный рейсовый автобус. Он без труда преодолел пост. На него и не смотрели. Останавливали машины с чужими номерами. А в этом автобусе люди ехали на работу. Однажды Салман просто встал перед дверью, не выпуская друга. - Давай поговорим, - сказал. Они сели. Помолчали, как когда-то в детстве. Асланбек закрыл глаза и представил, что они сидят на его любимом склоне. Вокруг горы... «Как там мама?» Он открыл глаза. - Да, мы не дома, - прочел его мысли Салман. - Не понимаю, что тебе тут-то нравится? Вонючий ГОРОД. Ты хоть понимаешь, что из-за всех этих неверных, нечистых, на которых ты глазеешь, наши умирают?! Ты понимаешь?!!! - А мне везде нравится, - спокойно сказал Асланбек. И пошел одеваться. Салман бросился за ним. Так и шли они по улицам. Рядом и молча. Вдруг Салман остановил Асланбека. Они стояли напротив богатой витрины французской моды. Стекла были высоки и прозрачны, как ручей в горах. - Посмотри на себя. Разве ты похож на них?! Асланбек взглянул. Он не привык смотреться в зеркало. От детской чистоты и округлости черт ничего не осталось. Крупный нос расширялся к ноздрям. Выступающие скулы окружали диковатые, смотрящие исподлобья волчьи глаза. Только губы остались большими, полными. Светлые волосы, так странно оттеняющие черноту глаз, коротко острижены. Борода и усы все никак не могли пробиться на шестнадцатилетнем лице. Асланбек смотрел в глаза отражения и не узнавал в себе того мальчишку, который плакал от жалости к зарезанной овце, лежа на склоне... И вдруг мороз пробежал по спине Асланбека. Из-за спины выглядывало лицо мужчины. В то же время он точно знал, что там никого нет. Но все равно оглянулся. Они с Салманом стояли напротив витрины одни. - Что? - Салман тоже оглянулся. - Ничего, - Асланбек снова посмотрел в стекло и увидел в нем отражение мужчины. Лицо его было каким-то серым и настолько стандартным, что именно это и казалось в нем странным. «Похож на тех детей с картинки», - мелькнуло в голове Асланбека. Взгляд блеклых глаз тоже был холодным и с дичинкой, волчьим, как и у Асланбека. Но посторонний человек, не заметив волчьего взгляда, лишь сказал бы, что на лице незнакомца застыло выражение печального Пьеро. Лицо разглядывало его, Асланбека, с таким же любопытством, как и он - его. И вдруг Асланбек увидел что-то общее у них обоих в глазах. «А мы похожи», - подумал он. Вдруг ужас, как бывает только в самых кошмарных снах, охватил его: - Это Я! - Конечно, ты! - рассмеялся Салман. Асланбек бросился бежать. Друг нагнал его. - Что с тобой? - спросил он. Асланбек, тяжело дыша от волнения, сел на бордюр лицом к дороге, по которой устремлялись вдаль богатые машины с равнодушными хозяевами внутри. - Я вот думаю, - сказал он. - Сколько я должен убить, чтобы смыть кровь отца и брата? Уже достаточно или еще нет? - Спроси об этом своего отца, - сказал Салман. Асланбек закрыл лицо руками и представил: их аул... горы... он возвращается, гоня стадо домой... сил совсем нет... темнеет в глазах... Шамиль стоит над ним, умирающим от жажды, и считает овец... - Он требует моей смерти, - наконец сказал он. - Аллах акбар. Старших надо уважать. Так умрем! - глаза Салмана смотрели на Асланбека с воодушевлением, которого тот совсем не чувствовал... Асланбек знал, что их в ГОРОДЕ много, но никогда не видел больше пяти человек, включая их с Салманом, одновременно. Готовилось нечто важное. Во-первых, к ним несколько раз приходил мулла и читал из Корана. Он дал им фетву - благословение и отпущение всех грехов. Во-вторых, по карте им объяснили, как будет проходить операция. Точнее, целый каскад операций. Все участвующие должны быть готовы умереть за веру. Им объяснили, что они идут на смерть. Асланбек эти последние дни жил словно в тумане. Из головы не выходило то лицо в витрине. Больше всего на свете ему бы хотелось еще раз увидеть горы. «Отец! Ты отобрал у меня детство. Всю юность я воевал. Теперь ты требуешь моей смерти! Зачем? Я же много убил! Я не хочу умирать!» Салман же напротив, казалось, никогда не был так счастлив. Он весь светился изнутри. В глазах не было блеска, но Асланбек видел - только теперь он дышит полной грудью. И вспомнил, что это же ощущение - полноты жизни - сам испытывает лишь тогда, когда видит новые места и новые лица. Новые города - пусть даже руины, новые лица - пусть даже неверных. - Ты боишься смерти? - спросил Салман друга, видя его подавленное состояние. - Нет. - Тогда почему я не вижу твоего счастья? - Я еще не видел сакли высотой с гору... - Разве в этом счастье?! Помнишь, ты рассказывал мне, как отец оставил тебя в горах без воды?... Преодолеть себя - это и значит быть счастливым. Вот так хорошо мне сейчас. Близится мой праздник! Я понял, для чего родился! - Салман... Не надо... - Ты думаешь, я не боюсь? Я боюсь! Но я счастлив... Я сам попросил. Я подорвусь первым. До основной операции. Веселый ряженный клоун выдавал каждому ребенку у выхода из красно-желтой закусочной по желтому шарику. Внутри больших стекол люди жевали, болтали, стояли у стойки, забирая еду. Поздняя весна разнеживающим теплом пробивала стекла, делая обстановку внутри еще более неспешной и ленивой. Никто из этих сытых благополучных овец и подумать не мог, что волчьи глаза уже смотрят на них... ...Салман весь был обвязан взрывчаткой. Асланбек находился в группе обеспечения. Он и еще один снайпер должны были прикрыть проход Салмана в закусочную. Асланбек ничего не видел вокруг себя, кроме спины друга. И вдруг бросился, догнал, нарушив все правила, схватил, начал трясти: - Салман! Салман! Не надо!!! Тот его оттолкнул: - Не стой между мной и Аллахом! На них стали оглядываться прохожие. Снайпер из группы прикрытия взял Асланбека на мушку. - Ты ничего не понимаешь! - почти кричал Салман. - Может, тебе и дано... слышать.... Но ты глупый!!! Ты не дорос до меня!!! Я хочу слиться с Аллахом!!! Своей мольбой Асланбек в последний раз помог другу. Помог сделать последний шаг. Салман оттолкнул его. Быстро вбежал в закусочную. В последнюю секунду перед тем, как выдернуть чеку, Салман замер. Он хотел убежать. Мощный инстинкт подавил разум. Но борьба жизни была недолгой. Посетители закусочной в панике повскакали с мест. Кто-то завизжал. Они все успели понять, что их ждет. По лицу Асланбека катились огромные слезы. Он стоял, не шелохнувшись. Раздался взрыв. Он ослепил Асланбека. Он не видел, как разлетались огромные стекла и камни. Он видел другие камни - которые летели в собак, напавших на него на склоне... Кидал их маленький отчаяно храбрый Салман. Асланбек не слышал, как кричали люди. Он слышал только слова друга: «Не стой между мной и Аллахом!» Очнулся в подъезде соседнего дома. Над ним стоял его товарищ по группе прикрытия. - Я ничего не скажу, - сказал он. - Вы из одного аула? - Дотах... Асланбек прикрыл глаза. Поднялся. Спрятались в квартире этого же подъезда, которая была заранее снята и из которой снайпер наблюдал за происходящим. Едва успели закрыть дверь, как на лестнице послышались тяжелые шаги милиции. Прочесывали всю близлежащую территорию. - Ты должен это видеть, - сказал снайпер Асланбеку. Тот подошел к окну. Осторожно выглянул. Крик, паника стояли невообразимые. Уже собралась толпа зевак. Они были похожи на перепуганное стадо. Их разгоняла милиция. По асфальту веревочкой вилась темно-красная струйка. - Как бараны, - сказал Асланбек. Он вдруг увидел себя маленьким. Курбан-байрам. Барану режут горло. Такая же струйка течет в пыли. - Твой дотах на небесах, - сказал снайпер. Простой мужской обычай горца- умирать рано. Ему дали в руки билет. И сказали, что он должен пойти в этот театр, чтобы изучить воочию все ходы и выходы. Он шел в толпе.