– Но у меня напрочь отсутствует талант государственного деятеля, – запинаясь пролепетал актер, который под «важным вопросом» ничего менее значительного, чем политический акт, какой-нибудь договор или нечто тому подобное, представить себе не мог, однако улыбки обеих дам быстро его вразумили.
– Речь идет вовсе не о государственном процессе, – воскликнула графиня.
– Тогда конечно...
– Вы должны изобрести что-нибудь такое, Волков, – объяснила царица, – чего тут еще никогда не бывало, что-то совершенно оригинальное, какое-нибудь развлечение для двора и прежде всего для нас, но напрягите, пожалуйста, весь свой ум и фантазию, потому что нет ничего такого, чего бы у нас уже не осуществлялось.
– Но ведь это совсем непросто, – возразил Волков.
– Разумеется, – усмехнулась графиня, – но именно поэтому мы и пригласили такую тонко мыслящую голову как ваша, чтобы разрешить возникшую проблему.
– Итак, думайте, Волков, думайте, – предложила императрица.
– Здесь?..
– Не сходя с места.
– Это невозможно.
– Невозможно, когда этого хочу я? – воскликнула Елизавета.
– Я, конечно, попробую, однако... при этом дамы не должны смотреть на меня, – попросил Волков.
Царица шлепнула его веером по щеке:
– Смелее, – прошептала она, – смелее, мой дорогой.
– Он может устроиться там, в углу, – решила графиня.
– Да, в углу, – с облегчением согласился молодой актер.
Графиня поставила туда стул и предложила ему сесть на него лицом к стене. Волков охотно послушался.
Просидев некоторое время тихо и продержав обеих дам в напряженном ожидании хорошей выдумки, он внезапно сказал:
– Я прошу ваше величество не сосредотачивать на мне свое внимание, иначе я действительно не в состоянии...
– Тогда мы пока поболтаем, – ответила царица.
– Ни в коем случае, нет, – взмолился Волков, – ваш голос будет сбивать меня с мысли не меньше, чем ваш взгляд.
– Ладно, тогда мы поиграем в домино.
– Да... да.
– Да, да.
Обе дамы снова уселись за игру, и долго ничего не было слышно, кроме постукивания маленьких костяшек да тиканья массивных, выполненных в виде храма Дианы часов на камине.
Вдруг Волков повернулся к ним вместе со стулом и воскликнул:
– Придумал!
– Ну? – в один голос спросили обе женщины.
– Маскарад!
– Ах! – разочарованно выдохнула царица.
– Такое здесь уже тысячу раз бывало, – молвила в тон ей графиня.
– Пожалуйста, позвольте мне все-таки объяснить вам свою идею.
– Итак?
– Давайте-ка сыграем в «мир наизнанку».
– Как это?
– Маскарадное празднество, когда дамы переодеваются мужчинами, а господа, в свою очередь, появляются в дамских туалетах.
– Превосходно, – возликовала Елизавета, – это что-то совершенно новенькое, невиданное. Вы гений, Волков, настоящий гений, я готова расцеловать вас...
Волков подпрыгнул со стула.
– Нет, нет, – засмеялась царица, – однако вы можете поцеловать мне руку.
Молодой актер быстро опустился на одно колено перед прекрасной императрицей и робко поднес к губам ее пальцы.
– Я вами очень довольна, очень довольна, дорогой Волков, – продолжала Елизавета. – Стало быть, просите для себя какой-нибудь милости.
– Я не смею, – запинаясь выговорил артист.
– Хорошо, тогда я сама хочу вознаградить вас по заслугам, – ответила монархиня, – и притом с такой же оригинальной фантазией, какой оказалась ваша, а следовательно, теперь вы должны набраться немного терпения, потому что я в этом деле не столь плодовита как вы. А пока давайте-ка займемся маскарадным балом, организацию и проведение которого отныне я поручаю вам.
Теперь к Волкову разом вернулось опять прежнее присутствие духа и живость, он вскочил на ноги и принялся развивать перед дамами свой план, который вызвал полное одобрение императрицы. И каким смущенным и несчастным он выглядел вначале, таким окрыленным и полным энтузиазма чувствовал себя молодой актер, когда поздним вечером покидал императорский дворец; он казался сейчас самым счастливым человеком на свете. Остановившись под освещенными окнами той части дворца, где, как он знал, жила Елизавета, он громко запел итальянскую арию, точно первый итальянский тенор, размахивая при этом руками, он то вставал на колено, то снова вскакивал, чтобы взъерошить волосы, и жестикулировал так, что два гренадера, стоявшие в карауле у больших ворот, обратили на него внимание.