– Ты по-прежнему остался мне верен?
– Со вчерашнего праздника? Разумеется, – улыбнулся Шувалов, – но, быть может, в мечтах я...
– Не шути, – воскликнула графиня, – я тебя знаю, ты этим убьешь меня; нет, серьезно, я удивляюсь, как не сошла сума, когда увидела тебя вчера беседующим с великой княжной. Спору нет, она очень красива, настоящая Венера, а я всего лишь маленькая безобразная обезьяна.
– Ну, как такое могло прийти тебе в голову, – с шутливой укоризной воскликнул Шувалов, привлекая ее к себе на колени. – Есть обезьянки, которые милее всего, они гораздо привлекательнее мертвых каменных богинь с белыми глазами. Однако позволь сказать тебе несколько слов серьезно. До сих пор я был тебе беспримерно верен...
– Поклянись!
– Ты ведь знаешь, что я никогда не клянусь...
– Потому что твоя клятва всегда была бы лживой.
– Итак, до сего дня я был тебе верен, до смешного верен, – продолжал Шувалов, – но со вчерашнего вечера я испытываю неодолимое стремление...
– Стать мне неверным!? – с возмущением закончила его фразу Лидвина.
– Да.
– Я прикончу тебя.
– Вот как раз этого-то я попросил бы тебя не делать!
– А эта несчастная, можно узнать, кто она? – спросила графиня Лидвина с едва сдерживаемой яростью.
– Разумеется, потому что не любовь толкает меня на то, чтобы упасть к ее ногам, а... политика.
– Итак, кто же это? Императрица?
– Ну как такое могло прийти тебе в голову.
Возникла короткая пауза.
– Со вчерашнего дня я принял решение поухаживать за великой княжной Елизаветой Петровной, – произнес наконец граф.
– И ты, подлый, хочешь уверить меня в том, что в объятия самой красивой женщины России тебя бросает политика? – вскричала миниатюрная женщина и зарылась лицом в подушки, как казалось, чтобы скрыть слезы.
– Но ты только представь себе, Лидвина, какую выгоду мы извлечем, если я стану официальным фаворитом Елизаветы, а она взойдет на престол.
– Ты отлично знаешь, что она никогда на него не взойдет.
– Почему же нет? Если мы ей в этом поможем...
– Ты мог бы пойти на такое? – не веря своим ушам воскликнула ошеломленная графиня.
– Вот видишь, – продолжал Шувалов, – сейчас я у тебя в руках, и если тебе вздумается отомстить мне, ты выдашь меня Бирону.
– С этим я пока торопиться не буду, – быстро ответила графиня Лидвина, – однако я точно так же позволю кому-нибудь ухаживать за собой.
Шувалов остолбенело воззрился на нее.
– Да, да! – воскликнула она. – И, пожалуйста, не смотри на меня такими глазами, ты еще не знаешь, на что в приступе ревности способна женщина.
– Я, однако, тебе запрещаю...
Лидвина начала громко и от всего сердца смеяться и не умолкала до тех пор, пока возмущенный супруг в негодовании не покинул спальню, изо всей силы хлопнув за собой дверью. Продолжая смеяться, она заперла ее за ним на ключ, а затем отворила другую, ведшую в гардероб. Оттуда вышел молодой симпатичный мужчина и порывисто заключил ее в свои объятия. Это был Воронцов, камергер великой княжны Елизаветы.
– Разве я не хорошо сыграла роль ревнивой жены? – весело спросила графиня Лидвина.
– Даже слишком хорошо, – ответил Воронцов, – ты чересчур ласкова со своим мужем.
Графиня снова залилась озорным смехом.
– Похоже, мне удалось заставить и тебя ревновать, а это уже дорогого стоит. Двух таких больших симпатичных мух, как Шувалов и ты, прихлопнуть одним ударом.
– Ну, а теперь поговорим серьезно, – сказал камергер графине, уже кокетливо покачивающейся у него на коленях. – Идея Шувалова приволокнуться за царевной просто великолепна.
– Потому что расчищает тебе дорогу...
– Нет, потому что при том благорасположении, каким он пользуется у русской партии, да при его осторожности и отваге, он оказывается именно тем человеком, который проторит Елизавете путь к трону, отчего мы все только бы выиграли.
– Итак, налицо первые нити заговора, – пошутила графиня. – Замечательно, как только муж и поклонник слишком наскучат мне, достаточно будет шепнуть словечко Бирону, и я одним махом освобожусь от того и другого.