– Понимаю, – кивнул Миних, – младенческий возраст царевича послужит основанием для долголетнего регентства, которое вы, герцог, и осуществляли бы, и тем самым мы могли бы какое-то время чувствовать себя в безопасности.
– Даже более того, мой дорогой Миних, – с вкрадчивой благосклонностью в голосе произнес Бирон. – Я позаботился бы о том, чтобы еще основательнее укрепить фундамент своей власти, а для этой цели назначил бы вас верховным главнокомандующим всеми нашими сухопутными и морскими вооруженными силами.
Миних, перед которым вдруг так отчетливо замаячило воплощение его давнего и самого заветного желания, покраснел от радости и с выражением глубокой преданности отвесил герцогу поклон.
– Все выиграли бы от этого, все, – продолжал рассуждать последний, глядя на Остермана и Лёвенвольде.
– В чем же заключается наша задача? – спросил Миних с неподдельным энтузиазмом. – Мы ждем ваших приказов, герцог.
– Я берусь склонить императрицу к подписанию нового завещания, – ответил Бирон. – Остерман и Лёвенвольд должны будут пустить в ход все свое влияние в Сенате, чтобы тот поручил мне регентство, а вам, Миних, прославленному победителю турок и любимцу солдат, будет нетрудно заинтересовать войска. Но первым делом – к императрице.
Бирон двинулся вперед, остальные последовали за ним.
Когда они вошли в покои царицы, несчастная женщина лежала в глубоком бреду. Возле нее не было никого, кроме ее лейб-медиков и графини Шуваловой в качестве дежурной гофдамы. Бирон знаком приказал им покинуть комнату, потом очень тихо подошел к ложу больной, тогда как другие остались стоять в дверях. Уже начинали сгущаться сумерки, свечей зажечь не успели, и тяжелые гардины на окнах еще больше затемняли покои.
Анна на какое-то время очнулась и задержала взгляд полуостекленевших глаз на своем любимце, затем едва слышно спросила:
– Кто тут?
– Я, Бирон, ваше величество!
– Ты?
– Я пришел узнать, как ваше величество себя чувствует.
– Получше, Бирон, получше, – пробормотала царица, – только почему ты называешь меня «величеством»?
– Мы не одни...
– Не одни? – бедная, запуганная кошмарными видениями женщина привстала в постели и огляделась по сторонам; заметив в глубине комнаты неясные очертания трех мужчин, она издала пронзительный крик и вцепилась в герцога. – Что им нужно, – в страхе прошептала она, – это Долгоруковы, которых ты велел обезглавить, они обвиняют меня и тебя, Бирон, тоже.
– Что это тебе пришло в голову.
– Вот смотри, смотри, – закричала царица, – князь Василий[24] держит в руках свою голову и приглашает нас сыграть ею в кегли. Почему пол такой красный, Бирон, откуда здесь так много крови, я не проливала ее, я ведь на коленях умоляла тебя пощадить его, что им от меня нужно, прикажи позвать гренадеров, пусть они в них стреляют. Прочь с глаз моих! Прочь!
– Успокойся, – проговорил потрясенный Бирон, – то, что ты видишь там, вовсе не призраки; это Остерман, Миних и Лёвенвольде, твои преданные друзья, они пришли справиться о твоем самочувствии.
– Действительно, – пробормотала Анна.
– В самом деле, ваше величество, – промолвил Остерман, подходя ближе.
Императрица какое-то время оцепенело вглядывалась в него, потом начала, казалось, что-то искать, роясь в подушках.
– Где мое завещание? – спросила она наконец. – У меня забрали его.
– Завещание у меня в руках, – сказал Остерман, – запечатанное большой государственной печатью, в том виде, в каком ваше величество и передало его мне.
– Что говорит народ о моей болезни? – внезапно воскликнула Анна. – Он уже знает, что я вот-вот умру?
– Народ надеется, что ваше величество еще долго всем нам на благо процарствует, – молвил в ответ государственный канцлер.
– Так, – пробормотала Анна, – а почему он на это надеется?
– Потому что любит тебя, – быстро ответил Бирон, – но, с другой стороны, он опасается, что ты выберешь такую наследницу, от которой можно ожидать мало хорошего.
– Ты имеешь в виду герцогиню Брауншвейгскую? – спросила Анна.
– Да.
– Ее не любят? – опять спросила царица.
– Не любят уже по той причине, что она чужестранка, – сказал Бирон, – а вот ее сына Ивана, который родился в России и которого, как следует надеяться, воспитают русским, напротив, с удовольствием видели бы твоим преемником на троне.
– Но я хочу, чтобы мне наследовала герцогиня, – крикнула царица с плаксивым упрямством ребенка.
24
Князь Василий – здесь, видимо, имеется в виду князь Василий Лукич Долгоруков (1670–1739), дипломат, посол, посланник, полномочный министр в Польше, Дании, Франции и Швеции. С 1727 г. член Верховного тайного совета. В 1730 г. заточен в Соловецкий монастырь за придворные интриги. Казнен.