– И в самом деле... я забылся, – с горечью пробормотал Разумовский, и как бы шутя опустился перед возлюбленной на одно колено. Она, однако, только того и желала, ибо одобрительно кивнула головой и сказала:
– Вот таким ты мне нравишься, Разумовский, это именно то место, которое тебе подобает, всяким другим ты обязан лишь моей милости. Моя прихоть возвысила тебя, однако она же может в любой момент снова опустить тебя до того низкого положения, из которого она привлекла тебя к моему сердцу. Будь начеку и не серди меня!
6
Подаренный
Зима укутала Москву алмазной пеленой снега. В камине графини Шуваловой запылал первый огонь, наполняя небольшой уютный покой отрадным теплом. Очаровательная повелительница этого фешенебельного помещения возлежала на бархатных подушках оттоманки, а у ног ее устроился красивый холоп Разумовский; он не сводил с ее глаз восторженного взгляда, ибо сегодня она была к нему благосклонна, чего давно уже не случалось. Она с улыбкой на лице щедро наградила его всем высшим блаженством любви и теперь занимала себя тем, что наблюдала за восторгом, которым как будто изнутри освещалось его лицо.
– Ты сегодня счастлив, Разумовский? – проговорила она наконец.
Он утвердительно кивнул.
– Совершенно?
– Совершенно.
– А что бы ты сказал, если бы это счастье, уже достигшее, судя по твоим глазам, высшего предела, оказалось последним, каким мы наслаждаемся вместе? – спросила графиня, начиная наступление из засады.
– Последним? Как это понимать? – пробормотал Разумовский, охваченный внезапным страхом. – Ты меня больше не любишь? А! Я догадался, ты больше не принадлежишь мне, ты принадлежишь кому-то другому.
– Нет, Алексей, до сего дня я хранила верность тебе, – простым и правдивым тоном ответила графиня.
– Однако хочешь осчастливить другого... – воскликнул раб, сердце которого, казалось, готово было выскочить из груди.
– И кого ж, например? – поинтересовалась графиня, которую веселило своеобразие создавшейся ситуации.
– Того красивого молодого человека, графа, твоего двоюродного брата.
– И не думаю.
– Ты его не любишь?
– Нет.
– Ты не променяла меня на него? – с ликованием в голосе вскричал красивый холоп.
– Нет, Разумовский, не променяла, – сказала графиня со злобной усмешкой, – я просто подарила тебя ему.
– Подарила?! – в ужасе закричал Разумовский. – Подарила! – повторил он, дрожа всем телом.
– Ну, чему ты удивляешься, – продолжала графиня, – ты ему понравился, он желает владеть тобой, а ты моя собственность. Следовательно, у меня есть право отдать тебя ему. Не так ли?
– Конечно, я ведь твой холоп... – пробормотал уничтоженный Разумовский.
– А теперь ты будешь его холопом, – сказала графиня, – таким образом, твое положение нисколько не изменится, разве что тебе придется немного собраться с силами, ибо такой доброй хозяйки, какой для тебя была я, в нем ты уже не найдешь. До сего дня ты чувствовал себя как чувствует свободная личность, а вот теперь ты узнаешь, что значит находиться в зависимости от другого человека, да к тому же такого, который потребует повиновения и раболепства и, если понадобится, добьется желаемого принуждением, тебе понятно?
– О! Мне понятно, что ты никогда не любила меня, – вздохнул Разумовский, – если в состоянии подарить меня, точно какое-то животное.
– Ты ошибаешься, я любила тебя, – сказала графиня, подавляя легкую зевоту, – но сейчас я от тебя устала.
– Выходит, в желании подарить меня ты руководствовалась жестокостью.
– Нет, Алексей, я делаю это со скуки. Несчастный уткнулся лицом в ладони и заплакал. В это время почти неслышно отодвинулась гардина, и к оттоманке, на которой с озорной улыбкой на устах лежала графиня Шувалова, а перед ней на полу ее убитый горем холоп, приблизились шаги. Чья-то маленькая рука энергично коснулась плеча Алексея, он выпрямился и увидел стоящего перед ним красивого молодого человека, собственностью которого он теперь был.
– Ты уже знаешь, что твоя хозяйка подарила мне тебя? – с высокомерной снисходительностью проговорил он. – И что отныне ты мой раб?
Разумовский не нашелся с ответом, он поднялся на ноги и отступил на два шага.
– Он плакал, – сказал его новый хозяин, бросив на графиню какой-то странный взгляд, – разлука с тобой, стало быть, ему тяжела.
– Кажется, что так, – ответила графиня и расхохоталась.
– Ну, теперь мне предстоит позаботиться о том, чтобы излечить его от этих чувств, которые крепостному совершенно ни к чему, – с твердостью, не сулящей Разумовскому ничего хорошего, заявил юноша.