– Да, в этом я вынуждена с тобой согласиться, – смеясь воскликнула Елизавета, – если б Лесток мог разом погубить всех моих русских одной ложкой яда, он сделал бы это не задумываясь и с удовольствием.
– И такому человеку ты позволяешь вмешиваться в государственные дела?
– Я ему многим обязана.
– Разве он вознагражден недостаточно? Одаривай его как хочешь, но не жертвуй ради него ни государством, ни своей собственной выгодой.
Скрестив руки на груди, Елизавета отошла к окну и погрузилась в размышления.
– Что-то нужно предпринять, – сказала она наконец, – это я осознаю. Я хочу переговорить с Бестужевым. Ну, а теперь ты доволен?
– Да, – сияя от радости, ответил Разумовский, – я благодарю тебя от имени всех тех, кто желает добра отечеству.
– Напротив, это я должна быть тебе благодарна, – промолвила Елизавета, хватая его за обе руки, – ты верный добрый человек! Ты – моя совесть, мой добрый гений!
Через два часа после того, как императрица пообещала своему фавориту больше чем до сих пор уделять внимания вопросам внешней политики и вмешаться в австро-прусский раздор, Лесток уже знал об этом и в крайнем возбуждении явился к французскому посланнику д'Аллиону.
– Ну и кашу нам заварили эти шведы, – воскликнул он, – императрица всерьез подумывает о том, чтобы послать Марии-Терезии вспомогательные войска. Пока это все тайна, однако в скором времени мы, вероятно, кое о чем узнаем побольше; и все это дело рук презренного холопа!
– Ваша задача состоит в том, чтобы переубедить царицу, – ответил французский дипломат, – или ваше влияние уже не простирается настолько далеко, господин Лесток...
– Пожалуйста, граф Лесток...
– Итак, господин граф Лесток, – улыбнувшись, продолжил посланник, – в таком случае Франция аннулирует годовое содержание, выплачиваемое вам. Вы сами понимаете...
– Я понимаю только то, что именно сейчас мне нужно больше денег, чем когда-либо, – раздраженно крикнул Лесток, – и что с вашей стороны было бы бесчестно скупиться, когда речь идет о пользе нашей дорогой Франции. Мне требуется немедленно получить десять тысяч дукатов.
– Для какой цели?
– Этот Разумовский должен быть устранен, – сказал Лесток, – а это возможно осуществить только с помощью нового или еще лучше прежнего фаворита. Нам нужно разыскать Шубина.
– В этом что-то есть.
– Царица его очень любила, – продолжал Лесток, – и если он нежданно-негаданно объявится, то в ней может и даже должна последовать резкая и неожиданная перемена, иначе она не была бы женщиной. Но для этого мне требуются деньги.
– Целых десять тысяч дукатов?
– Да, месье, десять тысяч дукатов.
– Хорошо, вы их, вероятно, получите, Лесток, но это будет в последний раз, если вы не выполните своих обещаний.
– Я доберусь до Северного полюса, чтобы выкопать этого Шубина из вечной мерзлоты, – воскликнул Лесток, – а потом я свергну Разумовского и снова накрепко привяжу Россию к Франции, не будь я Лесток, граф Лесток.
9
Воскресший из мертвых
Однажды вследствие радостей застолья, которыми она увлекалась без меры, царица снова почувствовала себя плохо, и Лесток, который в подобные часы недомогания становился «милым добрым Лестоком», завел в ее опочивальне далеко идущий разговор.
– Вашему величеству прежде всего необходимо отвлечься и переключиться на что-то другое, – воскликнул он своим пронзительным голосом. – Такая женщина, как вы, в избытке наделенная от природы красотой и здоровьем, нуждается в том резком приливе крови, который для других оказался бы гибельным. Без любви, без страсти вы живете только наполовину.
– Да разве ж я не люблю, Лесток? – сказала монархиня. – Напротив, я впервые вижу себя захваченной таким чувством, по сравнению с которым все мои прежние увлечения кажутся всего лишь легкомысленной забавой.
– Однако без этой забавы вы обойтись не можете, – ответил Лесток, который пользовался любой, даже незначительной возможностью прямо или косвенным образом действовать против Разумовского, – этот простоватый и честный крестьянский сын начинает надоедать вам.
– Ах, вы бы только посмотрели, как он меня любит, – с сияющими от счастья глазами проговорила прекрасная деспотичная повелительница.
– Это его обязанность, – перебил ее лейб-медик, – да и кто вас не любит? Кто не почел бы за счастье обладать самой красивой женщиной в Европе, даже, надо думать, на всем белом свете?
– Вы мне льстите...
– Я не льщу, – продолжал Лесток, – Разумовский любит вас по-своему, и вы отвечаете на этот прекрасный, однако утомляющий со временем душевный порыв. Пусть. Однако помимо Разумовского вам необходимо иметь еще какое-нибудь увлечение, какую-нибудь связь, которая развлечет вас.