И чтобы довести дело до финала, он в завершение бросился на нее и ввел свою колонну в ее жаждущие своды. Однако он ни на секунду не сосредоточивался только на собственном удовольствии, а внимательно следил за тем, чтобы осчастливить ее, ибо придавал совершенно особое значение тому, чтобы сейчас они единым духом достигли оргазма. Вот тела их судорожно приподнялись, и в этот упоительный миг они забыли обо всем на свете.
Теперь им обоим потребовался отдых, и некоторое время они неподвижно лежали на постели. Однако продолжалось это недолго. Катерину охватило безудержное желание еще раз насладиться этим любовником.
Исполненная томительных упований, она вновь устремилась в его объятия, перевернула его на спину и похотливо осмотрела великолепный памятник его мужественности.
Потом, не теряя времени попусту на особые приготовления, она нанизалась на него и с дикой необузданной страстью приникла к телу партнера. Она зубами впилась ему в плечо, и ее бедра в нарастающем темпе заскользили вверх и вниз.
В конце концов она, перевернувшись, откинулась на постели и тесно прижалась к этому превосходнейшему из своих солдат. Сладострастие настолько переполняло ее, что все тело ее буквально вибрировало, такого он еще ни у одной женщины прежде не встречал.
В эту ночь он приложил все старания, чтобы утолить эту ненасытность. Лишь с наступлением рассвета бравый солдат возвратился с поля боя, куда отправлялся капралом и победоносно покинул генералом. А что Катерина?
Когда вечером того же дня Лесток в числе многих других явился во дворец поиграть в карты, она оживленно подошла к нему и шепнула лейб-медику на ухо:
– Я влюблена, Лесток, на сей раз вы удачно подобрали лекарство.
10
Опасная игрушка
Пока опьяненный внезапным взлетом из низов до даже не снившихся ему высот унтер-офицер Павлов беспрерывно рисовал в своем воображении самые заманчивые картины могущества и блеска, от внимания его боевых товарищей не ускользнула произошедшая с ним перемена. Они заметили, что он все более и более отдалялся от них и их обычных занятий, всякий свободный час проводя вне казармы, вдруг перестал посещать трактиры, куда, как правило, наведывался до сих пор, и они начали приглядывать за ним и следить за каждым его шагом. Вскоре им стало известно, что он посвящает время не только госпоже Грюштайн, но и наносит продолжительные визиты в императорский дворец.
Наконец один солдат из его полка даже рассказал, что видел, как закутавшийся в шинель Павлов выходил из покоев царицы, когда он стоял в карауле у монархини. Теперь они знали вполне достаточно.
И когда на следующий вечер Павлов покидал дворец, его неожиданно остановили четыре унтер-офицера Семеновского полка.
– Ты, стало быть, здесь теперь развлекаешься, – начал разговор один из них, – сторонишься нашей компании, потому что она, очевидно, стала недостаточно подходящей для царского фаворита, и как послушный пес лежишь у ног той самой женщины, которую еще совсем недавно называл тиранкой и в союзе с нами готов был свергнуть ее с престола.
– Вы ошибаетесь, друзья, – ответил Павлов, безуспешно пытавшийся скрыть свое замешательство, – я навещаю тут одну камеристку...
Громкий хохот не позволил ему договорить.
– О, мы просто диву даемся, каких успехов ты уже достиг по части придворной изворотливости, – воскликнул один из унтер-офицеров, – ты лжешь уже так же ловко как заправский дипломат, однако нас тебе, Павлов, не провести, и горе тебе, коли ты попытаешься это сделать!
– Ладно, – сказал Павлов, – только не делайте из мухи слона, в этом деле не стоит поднимать лишнего шума. Признаюсь вам, что иду прямо от императрицы.
– Вы только поглядите на этого прохвоста, он еще и хвастается своим предательством, своим позором, – проговорил один из его сослуживцев.
– Да он над нами просто потешается, – добавил другой.
– Сначала все-таки выслушайте меня, – перебил Павлов возмущенных товарищей. – Я не отрицаю, что мое поведение может вызывать подозрение, однако все, что я делал с тех пор, как перестал принимать участие в ваших сходках, происходило по хорошо продуманному плану и было направлено только к тому, чтобы приблизиться к осуществлению нашей цели.
– Так-так, недурно задумано, – сказал один из унтер-офицеров, – однако чем ты можешь нам доказать, что это действительно так, как ты говоришь, что благосклонность монархини нужна тебе лишь для того, чтобы поближе к ней подобраться и таким образом послужить делу нашего заговора; где гарантия, что ты, напротив, не носишься с мыслью при первом же удобном случае предать нас этой свирепой деспотине и бросить нас в руки ее палачей?