— Я с благодарностью принимаю твое предложение, Гарры-молла, — поклонился Нияз Салих.
Маслахат гокленов и других дружественных туркменских племен собрался в Геркезе. Стояла осень. Созрели гранаты и зимние сладкие дыни.
Уже было известно: в Кандагаре вожди афганских племен собирались на джиргу — съезд и объявили о создании независимого Афганистана и долго выбирали шаха.
Первым претендентом на престол был начальник войска Нур Мухаммедхан Гильзай — правая рука Надир-шаха. Он не скрывал своего желания и своих надежд, но на престол метили многие сильные люди. И тогда на десятом заседании взоры старейшин обратились на Ахмеда Дуррани, который на джирге не произнес в свою пользу ни полслова…
Ахмед владел большими сокровищами, имел славу полководца.
Его и провозгласила джирга шахом Афганистана.
Так из империи Надира выделилось первое государство.
В Хорасане, где главным городом был Мешхед, престол остался за слепым и жестоким Шахрухом.
Империя Надир-шаха исчезла с лица земли.
Азади и старейшины гокленов понимали: самое время сбросить гнет кызылбашских ханов, но рассчитывать только на свои силы было нельзя. Поддержку и опору решили искать в Афганистане у Ахмед-шаха.
На маслахате бывший раб Надир-шаха Нияз Салих рассказывал об Ахмед-шахе:
— Он — молод. Ему чуть больше двадцати лет, но он был у Надир-шаха заместителем начальника войск. Надир-шаху он был предан, тот не только его возвысил, но спас, освободив Ахмеда из Кандагарской тюрьмы. Он пробыл в заточении с десяти лет до шестнадцати. В тюрьму его бросили, вместе с братом, враги их семьи… Когда Надир-шаха убили и войска кинулись грабить казну своего повелителя и сундуки его жен, Ахмед Дуррани взял женщин под свою защиту, за что получил от них в награду бриллиант «Кух-н-Нур». Ахмед-шах отважен, как лев, войска под его предводительством не знают поражений.
— Думаю, что Ахмед-шах, которому придется много воевать, укрепляя границы Афганистана, будет нуждаться в туркменской коннице, — сказал Азади. — Он — поддержит нас.
— Но между нами и Афганистаном земля кызылбашей, — осторожно возразил кетхуда Геркеза Бузлыполат.
— Это — верно, — закивали седыми бородами старейшины родов.
— Вот мы и собрались, чтобы все обдумать! — сказал им Азади. — Помните, слишком долгое раздумье сродни трусости.
Оразгюль-эдже заворачивала в красный платок из дешевой ткани румяные чуреки — хлеб на дорогу Абдулле. Кибитку освещали бродячие язычки пламени в очаге. Сестра Зюбейда и невестка Акгыз складывали в хурджун сушеное мясо, сюзму[30], лук, сушеную дыню. Оразгюль-эдже завязала платок в узел, заспешила что-то еще принести и вдруг остановилась на полпути: что же она хотела сделать?
Махтумкули чувствует: лицо у него стало маленькое, ему жалко маму, жалко себя — он не любит расставаний.
На плечо мальчика легла рука. Это Абдулла.
— Давай-ка погуляем, ини[31].
Махтумкули проворно вскочил с кошмы, пошел следом за Абдуллой.
— А где Мухаммедсапа?
— Охраняет белую кибитку. Аксакалы все думают, кого послать к Ахмед-шаху да что ему говорить.
— Это ведь хорошо, если нашим повелителем будет Ахмед-шах?
— Аксакалы знают, что делают. Ахмед-шах самый сильный теперь и самый молодой. Он утвердился надолго.
— Кызылбаши будут нас бояться?
— Бояться они нас не будут. Нас мало, гокленов. Но, может, поостерегутся нападать. Напасть на нас — это ведь все равно, что на Ахмед-шаха напасть.
— Если он примет нас под свою шахскую руку…
— Примет! Ему туркменская конница нужна. Он ведь теперь воюет все время.
Братья сели над Сумбаром, напротив горы Сахы-Вакгаз.
Люди рассказывали, что щедрость святого человека, именем которого названа гора, не знала границ. Когда у него попросили дать кровь сына, он пошел и на эту жертву.
Гулькали голуби в горах, устраиваясь на ночлег. Земля была уже черной, и вода была черной, а небо все еще светилось.
Абдулла сидел, положив руку на плечо братишки.
— Сердце замирает, будто с кручи собрался прыгнуть, а всего-то — съездить в горы, баранов пригнать.
— А зачем баранов теперь пригонять? До зимы далеко.
— Гостей угощать. Скоро Чоудур-хан приедет. Да и боятся аксакалы. Узнают кызылбаши, что мы отправили послов в Афганистан, нападут, угонят стада.
Махтумкули уткнулся брату головой в грудь.
— Абдулла, я тебя очень люблю! — пошарил рукой по земле, нащупал камушек. — Возьми, он будет тебя беречь в пути.