И здесь шахир тоже пел свои песни, и люди в его честь резали баранов и принимали его как почтенного аксакала.
От аула до аула провожали люди Махтумкули. И когда до Халача остался один переход, шахир подумал, что это нескромно — явиться в медресе на прекрасном коне, в сопровождении почитателей.
Тогда он продал своего коня, купил осла, простился с гостеприимными людьми и упросил их не провожать его до Халача, но слава опередила Махтумкули.
Когда он вечерними сумерками подъехал к медресе и постучался в калитку, его встретили суфии[44].
— Кто ты? — спросили они его.
— Меня зовут Махтумкули.
— Ах, Махтумкули, тебе не повезло, — сказали ему суфии. — В Идрис-баба учится определенное число учеников. Все места заняты.
И суфии закрыли дверь перед Махтумкули.
Он долго стоял, разглядывая дверь, не понимая, что произошло. Столько дней тяжкого пути — и эта дверь с орнаментами. Орнамент великолепный. Махтумкули потрогал пальцами хитрую вязь. Дерево было теплое. Золотое закатное небо ласкалось к порозовевшей земле. Слова суфиев показались шуткой.
Махтумкули толкнул дверь, но она была закрыта.
Сокрушенно покачав головой над своей незадачей, Махтумкули побрел по городку, ведя за собой осла. Ослу захотелось пощипать травы, он сошел с дороги и стал. Махтумкули послушался своего осла, потому что не знал, куда идти. Надвигалась ночь, и надо было проситься к незнакомым людям на ночлег.
Мимо на осле проезжал яшули, шахир поклонился ему.
— Кто ты и куда держишь путь? — спросил яшули.
Махтумкули рассказал о своей неудаче в медресе, и яшули весьма удивился его рассказу.
— Сегодня ты переночуешь у меня, джигит! — сказал он, приглашая следовать за собой.
Яшули жил не в кибитке, а в большом глинобитном доме. Платье хозяин носил самое простое, но держал слуг.
Яшули провел шахира в комнату гостей, дал ему шелковую подушку и приказал слуге нести еду.
За едой, отвечая на вопросы яшули, шахир рассказал о себе, о своем путешествии в Иран, об экзамене в Чарджуе, Когда Махтумкули насытился, яшули приказал принести дутар и попросил гостя исполнить песни. Стихи доставили ему удовольствие, он пожелал шахиру доброй ночи, а наутро вместе с ним отправился в медресе.
Двери перед ними распахнулись сами собой.
— Салам алейкум, таксир! — говорили суфии, низко кланяясь яшули.
«Уж не сам ли это Идрис-баба?» — подумал Махтумкули, и не ошибся.
Идрис-баба созвал всех своих учеников и спросил, кто из них вчера так бесстыдно обошелся с Махтумкули. У виновных не хватило духу признаться.
— Махтумкули, ты можешь показать своих обидчиков? — спросил Идрис-баба.
— Нет, — ответил шахир, — я их не запомнил и не узнаю, но пусть они узнают сами себя.
И он передал суфиям стихи: «Лисы, в дебрях пустынь не видавшие борзых собак, намереваются напасть на лежащего льва».
В медресе были книги! И скоро Махтумкули прослыл среди суфиев нелюдимым. Он или слушал пира или читал. Прошел месяц, другой и третий. Пришла зима, Махтумкули, не давая себе отдыха, был поглощен чтением ученых трактатов.
Суфии много спорили, в них развивали умение постоять за догмы ислама, но Махтумкули и в спорах не участвовал. Он слушал.
— Почему, Махтумкули, ты избегаешь споров? — спросил его Идрис-баба. — Ты много читаешь, знания твои день ото дня пополняются. Разве тебе неизвестно правило: мусульманин, познавший нечто, должен поделиться знаниями с другим правоверным?
— О таксир! — ответил Махтумкули. — Не гордыня закрывает мой рот. Каждая новая книга, может быть, и наполняет меня знаниями, но прежде всего она повергает меня в уныние. Я увидел: знание безбрежно, силы человеческие ничтожны. Чтобы познать одну только каплю из этого вечного моря, нужна целая жизнь.
— Ты прав, сын мой, — сказал Идрис-баба. — Но счастье человека в том, что он упрям. Я приведу пример из твоей жизни. Тебе, вступившему на путь поиска истины, мудрецы Чарджуя представлялись цепью неприступных вершин. Однако уже на экзамене стало ясно: ты стоишь на той же высоте, что и твои экзаменаторы. Ты года не проучился в нашем медресе, а мударрисы принимают тебя не за ученика, а за собрата. И все же мне кажется, ты чрезмерно погружен в науку. Запомни, сын мой: чтобы всякий раз садиться за дастархан с наслаждением, нужно уметь проголодаться.
В тот же день, вечером, Махтумкули получил приглашение посетить кешде́к молодого Реджепкули́-бека.