— Так это стихи твоего деда?! — изумились слушатели. — Хорошая песня. А теперь свою спой песню, шахир.
Махтумкули не любил, чтоб его уговаривали. Спел новую песню:
Снилось Махтумкули: он принес свой дастан на суд Азади. Отец в белых одеяниях стоял на вершине Сонгыдага, огромный, как облако.
— Отец, я не дотянусь до твоих рук! — испугался Махтумкули, потому что показался себе пылинкой.
— Это мы сейчас увидим, — ответил Азади и улыбнулся.
От его улыбки стало тепло, как в детстве.
— Отец! — воскликнул Махтумкули и протянул свой дастан, поднимаясь на носки.
Случилось чудо. Дастан разросся в огромную книгу, которой можно было накрыть Сонгыдаг. Пот заливал лицо Махтумкули, тяжесть книги давила его, и он не мог крикнуть отцу, чтоб тот поторопился взять дастан — на крик не осталось сил.
Отец принял книгу и показал ее кому-то, кто стоял у него за спиной.
И Махтумкули увидел сонм поэтов мира. Их было множество, величавых и бессмертных, но он узнал одного, махнувшего приветственно рукой, — Саади.
— Велика книжица! — сказал Саади, подтрунивая над поэтом, стоящим на земле. — А ну посмотрим, что в ней.
Азади передал ему дастан сына, и Саади, подмигнув заговорщицки Махтумкули, открыл первую страницу: полыхнуло золотом, словно взошло солнце.
— Ты — наш! — радостно засмеялся Саади, но голос его улетел куда-то, заклубились облака, скрывая сонм поэтов, и отец исчез. А тучи все шли, шли, полил холодный дождь.
— Вставай! Вставай!
Махтумкули открыл глаза, над ним склонилась Акгыз.
— Что стряслось? — и услышал: дождь идет.
В кибитке с факелом в руках Оразменгли.
— Скорее собирайся, учитель! На нас идут кызылбаши. Они бы давно были здесь, да им помешал ливень.
— Книги! — вскочил на ноги Махтумкули. — Главное — мои книги! Мой дастан!
Но Акгыз уже набивала тюк книгами и рукописями.
— Где мой дастан?
— Вот! — показала Акгыз. — Кладу!
— Хорошо.
По скользким, размокшим тропам люди пробирались в местечко Кзылбайы́р, через горный массив. В ущелье Махтумкули оставил Шарлы с пятью джигитами. У всех у них были ружья, и каждый был славным стрелком.
От ущелья ушли недалеко, когда там загремели выстрелы.
— У Шарлы на каждое ружье по десять зарядов, — сказал Махтумкули аксакалам, — девять выстрелов они сделают и будут отходить. Уже светает. С женщинами и детьми на этой скользкой тропе кызылбаши настигнут нас быстро. Надо скрыться с глаз, запутать следы. Давайте переправимся через горный поток и уйдем по бездорожью. В горах нас не найдут.
Русло ручья, который оживал раз, два раза в год, было переполнено клокочущей водой. Вода тащила глину и камни. Это был почти сель[62].
Началась переправа. Сначала перевели через поток лошадей с женщинами и детьми, потом переправилиеь аксакалы и пожилые люди. Пришла очередь Махтумкули. Понукая лошадь, он заставил войти ее в воду. Лошадь заскользила задними ногами, но устояла и двумя скачками вынесла на берег. Акгыз ехала следом. Под ней была сильная лошадь, на которой пахали землю, поэтому Акгыз вела за повод осла, груженного книгами. Махтумкули спиной почувствовал беду. Заложило вдруг уши, словно мир провалился в хлопок.
Шахир торопливо "тал дергать повод, разворачивая коня. Потом догадался обернуться и увидел: сбитый камнем ослик мелькал в желтой жиже потока. Ослик пытался вскочить на ноги, но ему мешала тяжелая поклажа. И вдруг веревка, связывавшая хурджуны, лопнула, и освободившийся от тяжести ослик, судорожно дрыгая ногами, выскочил на спасительную твердь.
"Унесло мои книги", — подумал Махтумкули. Он подумал это спокойно, не сознавая, что стоит за этими словами.
— Дастан! — раздался отчаянный крик, и в поток кинулась Акгыз.
Джигиты побежали по берегу, пытаясь обогнать поток и перехватить тонущую женщину. Это наконец им удалось. Они выхватили из воды Акгыз. В руках она сжимала книгу. Это был Коран.
— Я спасла! — говорила она, стуча зубами от холода.
— Я спасла! — металась Акгыз в бреду.
И вдруг посмотрела на Махтумкули ясными глазами.
— Я спасла твой дастан, — сказала она ему.
— Да, ты спасла дастан! — Махтумкули погладил ладонью ее морщинистые щеки.
— Я такая счастливая. Я хоть что-то сделала для тебя.
— Ты — усни, — сказал он ей. — Тебе надо заснуть, и болезнь уйдет.
— Нет, — сказала она. — Если я усну, то уже не проснусь. А я должна тебе сказать. Нас разлучило время, Махтумкули. Как я желала быть твоим счастьем. Но перед временем даже пророк Мухаммед бессилен.