Махтумкули садится.
— Я знаю, что нам хотел сказать учитель рассказом о Ниязкули-халыпе! — сияет Гюйде. — Я догадался, учитель!
— Скажи.
— Главное в жизни вера! Ишаны плохо верили, а Ниязкули-халыпа верил хорошо.
— Ты прав, Гюйде. Показная вера ишанов не дала им силы в споре с Ниязкули-халыпой. Ты понял теперь, Махтумкули?
— Учитель, ты говорил, что мы должны говорить правду. Мне жалко человека, убитого святой силой.
— Ты что же, хочешь, чтоб ишаны одержали победу над святым?! — сердится Гюйде.
— Нет, не хочу. Но мне жалко человека…
— Погуляйте немного, — прерывает опасный спор Гарры-молла.
Ученики выбегают на улицу. Акмурад дергает Махтумкули за рукав халата:
— Бежим до Сумбара! Кто первым коснется рукой воды, тот победитель.
Они мчатся к реке, и Махтумкули, привыкший бегать по горам, не знает усталости. Акмурад отстает.
— Давай прыгать через кусты! — тотчас предлагает он и перепрыгивает через колючую ежевику.
Махтумкули разбегается, взлетает в воздух, но одна нога цепляет за кусты, и он со всего размаха падает на колючую перину.
— Я победил! — кричит Акмурад. — Я победил!
После уроков Махтумкули спросил у отца:
— Акга, я трижды соревновался с Акмурадом. Мы стали с ним бороться, и я победил его. Мы побежали с ним наперегонки, и я победил, но когда мы стали прыгать вверх, почему-то победил Акмурад.
— Сынок, — улыбнулся Азади, — это неспроста. Вот, подумай сам. Пока ты стоял на земле, боролся, бегал, ты был непобедим, но стоило тебе оторваться от земли обеими ногами, и ты оказался беспомощен. Запомни, сынок, мы — гельмишеки. Мы пришли из страны землепашцев. Земля — наша надежда и защита. В небе у нас защиты нет, сынок. Но на земле нас не одолеть. Я скоро поеду за семенами пшеницы и думаю взять тебя с собой, сынок. Вернутся наши из похода, и мы поедем.
Гарры-молла Довлетмамед Азади поднимался до зари и шел с кетме́нем на поле, отводил воду из арыка, смотрел всходы на своей земле и на земле семей, из которых мужчины ушли в поход.
Когда гоклены вернулись из степей в Геркез, Азади уговорил Чоудур-хана и других знатных воинов подождать три дня с набегом. За эти три дня мужчины вспахали по Сум-бару земли и посеяли пшеницу. Воины были недовольны, они заботились о внезапности своего нападения, но Азади возражал горячим головам:
— О какой внезапности вы говорите, если не знаете, где сейчас Ханалы-хан и сколько у него людей. Пусть наши лазутчики, пока мы работаем на земле, разузнают о силе хана Гургена. А вот его лазутчики, которые наверняка нас выследили, принесут Ханалы-хану весть, что мы вернулись в горы не воевать, а сеять хлеб. Это притупит осторожность хана и его нукеров.
С поля Азади шел в горы, к родникам, вокруг которых он сажал дыни, арбузы, тыкву, джугару[21], лук, морковь.
Он давал охочим до земли людям семена, и те тоже разводили вокруг родников огороды.
В то утро Азади ушел смотреть свои посадки, а Махтумкули угнал овец в любимое гранатовое ущелье.
Мальчик сидел, наигрывая на гюйдуке[22] веселую песенку, потому что хорошо было в родных местах.
— Эн! Эй! — тихонько окликнули его.
Махтумкули подумал, что это Акмурад, и сделал вид, что не слышит.
Из-под чьих-то легких, быстрых ног посыпались в ручеек камушки.
Махтумкули обернулся: в двух шагах от него стояла жена Мухаммедсапы Акгыз.
— Беги за отцом, приехали сборщики налогов.
Акгыз говорила, прикрывая рот рукой. Махтумкули видел, как влажно сверкают ее ровные белые зубы, но на губах сухая корочка сильного страха.
«Она прекрасна, — подумал Махтумкули. — Она как цветок граната».
Отец работал в соседнем ущелье, за невысокой горной грядой.
— Сборщики налогов? — удивился Аэади. — Но им еще не время. О аллах, далеко ли от дома наши аскеры? Как они нужны теперь здесь. Нынче что сборщики, что набег кызылбашей.
В ауле стоял плач и крик. Возле мектеба нукеры разложили огонь и поджаривали сразу трех баранов.
Азади вошел в кибитку. На его учительском месте сидел главный сборщик налогов. Шумно посасывая, он пил верблюжий чал[23]. Не поглядев на Азади, потянулся рукой к хурджуну[24], достал ярлык, кинул перед собой.
— Приветствую тебя на земле гокленов, — сказал Азади, усаживаясь на ковер и поднимая ярлык.
В кибитку входили нукеры, складывали возле сборщика налогов тяжелые женские украшения.
— Это — аламан или вы собираете налоги? — спросил Азади.