Выбрать главу

Поражения не стыдись. Все мы когда-нибудь проигрываем; разве может быть иначе среди таких как мы поэтов тайны? Поэт, как должно быть тебе известно, это человек, который постоянно вовлечен в заговоры, особенно — против самого себя, и тем самым он обречен. Как твой Гамлет. Такой приговор ничем не отменить, месяцем раньше, месяцем позже…

Ты проиграл на шахматной доске, и это тоже естественно, ибо в шахматах, как и в любой игре, как правило, кто-то проигрывает. Уже не столь естественно, что ты воспользовался шахматной машиной. Ты сделал это, чтобы обмануть меня, но при этом сам себя обвел вокруг пальца. Признаюсь, мне это доставило удовольствие, поскольку было забавно. Говорят, что ты цитируешь «Гамлета» на память? Помнишь, что он сказал королеве-матери: Забавно будет, если сам подрывник взлетит на воздух». Но в этой игре речь шла не о моем удовлетворении, и даже не о голове императора, хотя его безопасность является моей обязанностью, более того, призванием[275]. Я не мог допустить и не допущу того, чтобы его свергли!

А теперь ты узнаешь, как проиграл. Ты хотел подсунуть мне монаха вместо монарха, пешку вместо короля. Своеобразный гамбит. Но я эту задумку перевернул — ты отдал короля за пешку. Последнюю ночь Наполеон был в твоих руках. Знаю, что это было безумием, но мне никаким способом не удалось преодолеть упрямство императора. Он вбил себе в голову, что лично примет участие в этой игре, хотя у меня под рукой было два двойника. Он поменялся местами с монахом сразу же после аудиенции, не без труда, поскольку мне нужно было отвлечь внимание двух изменников, следивших за орденским братом. Так что в пятницу вечером в Шамотулы приехал император, а в субботу утром, в сопровождении эскорта — твой монах, которого ты принял за Наполеона[276]. Это был мой гамбит, англичанин. Я подставил под бой пешку, чтобы в результате забрать короля. Королевский гамбит. Может, ты назовешь это лучше?

Не удивляйся тому, что я не приказал тебя арестовать. Если бы я так поступил, то проиграл бы. Ты был моей самой сильной фигурой на шахматной доске, фигурой бесценной, с помощью которой я мог достичь своей основной цели — расшифровать организацию. Сейчас, когда я это пишу, мне еще не известны ее возможности, сила и влияние; я знаю мало, всего лишь какие-то слухи. Мне известно лишь то, что организация существует и действует. Но теперь, когда ты это читаешь, она моя! Благодаря тебе! Вот уже несколько месяцев все свои усилия я посвятил ее разработке, но все это было напрасно! И тут ты падаешь с неба и открываешь двери, через которые я пройду на другую сторону по коврику. Когда ты будешь читать эти строки, знай: я уже прошел!

Первым следом был д'Антрагю, гордец и дурак — как вообще вы можете использовать таких людей?! Нет, вас он не предал, просто, он не знает искусства конспирации. Твой любимый Шекспир писал: «Лис, когда он желает украсть ягненка, не лает». За д'Антрагю в Дрездене давно уже следил наш человек, который понял, что нечто готовится[277]. Я начал догадываться, что это, когда д'Антрагю насел на монаха, угрожая ему. Это было ошибкой. Монах пришел к нам, и я начал ждать тебя, я мечтал о тебе, ты мне был ужасно нужен. Начиная с Гостыня, ты уже находился под постоянным наблюдением. Случайный арест в монастыре мог нам все испортить, но еще до того, как я успел принять меры, монах проявил достойную похвалы инициативу и освободил тебя. Случай этот был нам весьма полезен, поскольку, в результате ты поверил, будто монах ваш друг. Но на этом замечательном свете как правило, тот из наших врагов самый опасный, кто становится нашим другом. Или ты об этом не знал?

После подмены я тоже не мог тебя арестовать, поскольку спугнул бы каналий, которые устроили заговор в ближайшем окружении императора. Для меня будет наслаждением присутствовать на их казни…»

Бенджамен отложил письмо и закрыл глаза. Он мог представить себе эту сцену: в Познань возвращается фальшивый Наполеон, извещенное о подмене командование филадельфов раскрывается, желая приступить к действиям, и вдруг с изумлением узнает, что перед ними император настоящий! Чьи-то руки ложатся им на плечи, заговорщиков связывают, бросают в подвал, а там пытками извлекают самую тайную правду, имена, псевдонимы, схему организации — все[278]. И это он, Батхерст, послужил Шульмайстеру ключом для того, чтобы открыть эти двери. Где же конец унижениям от этого поражения?! Он вернулся к чтению:

вернуться

275

Шульмайстер неоднократно в самый последний момент предотвращал покушения на Наполеона (например, покушение снайпера Вольфа в Абенсберге). Именно ему в 1809 году доверили руководство службы безопасности съезда монархов в Эрфурте. Тогда он предотвратил покушение Арнольда Апфеля из организации Тугенбунд.

вернуться

276

Интересно, написал ли Шульмайстер правду? Азарт подобного рода был присущ Наполеону, но из мемуаров Хлаповского (Путем легионов) нам известно, что 13 декабря 1806 года Бонапарт с большой свитой устроил поездку в Виняры, Радоев и Овириск, но подобные официальные «рейды» никогда не начинались раньше, десяти утра, до этого времени Наполеон (если он и вправду был в Шамотулах) успевал вернуться в Познань. Но гораздо более вероятным мне кажется, что Шульмайстер в письме блефовал, чтобы усилить горечь поражения противника. Думаю, что для операции в Шамотулах французская контрразведка воспользовалась одним из двойников, которыми она располагала на то время, Вполне возможно, что им был находившийся тогда на территории Великопольши капитан Ахиллес де Туше.

вернуться

277

Опять же, по вполне очевидным причинам, нельзя бесспорно утверждать, кем был этот агент. Вполне возможно, им мог быть полковник Саго (Sagot), который по приказу Фуше следил за д'Антрагю в Дрездене уже в конце 1804 года, но, возможно, это был поляк Забелло (Zabiello), знакомый Саго, или же кто-то иной.

вернуться

278

Нет никакой уверенности, были ли филадельфы разгромлены в результате операции «Шахматист» — по этому вопросу я отсылаю читателя к Комментариям.