— Когда мы выходим и куда? — спросил он.
— Сегодня, а если можно, то прямо сейчас. В Альтону.
— Погода не самая лучшая, сэр. Надвигается шторм.
— Плохая погода — это наш союзник, капитан. Будет гораздо хуже, если мы попадем под пушки какого-нибудь французского фрегата.
Сторман расхохотался.
— Лично я пушек не боюсь, что бы там ни было, я же пушечный сын, ха-ха-ха[127]!!! Моя мать была девкой на судне Его Королевского Величества. Сам я родился под Кибероном, в сражении и шторме, ха-ха-ха[128]!!! Ну ладно, хватит шутить. Позволю высказать мнение, сэр, что в этом плане причин для опасений нет. Мы поплывем под голландским флагом, впрочем, у меня в запасе имеются и другие. Название снимем сейчас же, просто так, на всякий случай, потому что после Трафальгара французы редко высовывают нос из портов, а уж между Проливом и Балтикой их и со свечой не найдешь.
Крепкий ветер с северо-запада подгонял «Чайку» со скоростью, доходящей иногда до десятка узлов. Капитан опасался за мачты брига, но по приказу Батхерста не уменьшил паруса, так что к цели они мчались, не теряя ни секунды. Шторм нагнал их около Западно-фризских островов и отбросил к северу, так что остров Гельголанд они прошли со стороны Северофризского архипелага и в Гельголандский залив вошли чуть ли не под прямым углом к побережью, южным курсом.
Ночью с субботы на воскресенье (с 1 на 2 ноября 1806 года) практически все, за исключением Тома, Парвиса и Сия страдали от морской болезни. Батхерст спустился в капитанскую каюту и спросил:
— Когда мы доплывем? Еще немного такой болтанки, и моим людям конец!
— Тут я ничем не помогу, сэр! При таком ветре мы должны быть на месте меньше, чем через сутки, если только перед тем не треснут мачты. Это лишь для вас, сухопутных крыс, этот шторм сильный. При настоящем шторме мне бы пришлось зарифовать паруса, и тут бы вы уже ничего не сказали. Впрочем, насколько я чувствую, он уже слабеет. Еще несколько часов и…
Вдруг Сторман замолчал, вслушался в вой ветра и тут же заорал, подняв голову к палубе:
— Сто якорей в глотку! Кто там свистит? Боцман!
— В чем дело? — не понял Батхерст.
— А вы что, сэр, не слышите?
— Нет, только чертов ветер! Но в чем дело?
— Вы не знаете, что свист на корабле навлекает гнев бури? Согласно морскому закону, за это выбрасывают за борт! Боцман!!!
Не дождавшись ответа, он ринулся по лестнице, ведущей на палубу. Бенджамен поспешил за ним. Но достаточно было высунуть голову из люка в заливаемую дождем и волнами преисподнюю на палубе, чтобы понять, что свист доносится не отсюда. Они поспешили, а вернее — поползли, на другой конец судна цепляясь руками за стенки, балки и доски пола.
Вдруг Бенджамен тоже услышал. И в то же самое мгновение он вспомнил. Он догнал Стормана, схватил его за плащ и придержал.
— Сэр, этот выродок там! — крикнул ему на ухо капитан, показывая рукой направление.
— Тихо! — рявкнул Батхерст.
— Что тихо?! Я не позволю свистеть в шторм, это мой корабль! Мой, и я буду…
— Заткнись, а не то сдохнешь тут же! — услыхал он в ответ.
Глянув на лицо Бенджамена, капитан сразу же замолчал. Сейчас они оба прислушивались. Сквозь скрип балок и досок обшивки, сквозь глухое, заглушаемое бортами рычание волн, сквозь стоны вихря и сотни других звуков пробивалась мелодия, никак не соответствующая этому безумию. Зато она навевала воспоминания о запахе лугов багряным вечером, о спокойных, а не пляшущих над головой звездах, костру и женским волосам, стекающим между пальцами — печальная и завораживающая, очень трогательная. Бенджамен уже вспомнил, где ее слышал. Когда открылась калитка памяти, он чуть не завыл, и именно тогда Сторман замолк, увидав в глазах Батхерста смерть. Удачливый глупец! И вправду, — подумал Бенджамен, — ты снова прав, Литтлфорд! Ну и ладно, пускай так и остается, пускай всегда будет так, и я выиграю!
— Капитан, возвращайтесь к себе, я сам займусь этим, — сказал он. — Это мой человек. Он не знает морских обычаев, и я прошу прощения от его имени. Больше такого не повторится.
В узкой нише, рядом с дверью склада, на мотках веревок сидел человек. В темноте нельзя было разглядеть лица.
— Кто здесь? — спросил Бенджамен.
Свист, который он слышал на Чейн Уок замолк, сидящий начал подниматься.
— Это я, сэр.
— Парвис? Что ты тут делаешь?
— Да вот, нашел уголок поудобнее, сэр. Эти канаты словно колыбель, корабль болтает, но канаты держат, и ты не летаешь от стенки к стенке.
127
Так называли людей, родившихся на корабле, потому что, желая облегчить матери роды, капитаны приказывали стрелять из пушек.
128
То есть, в 1759 году. Британский флот под командованием адмирала Хоука разбил тогда в заливе Киберон французский флот.