— Сотня? — спросил офицер. — Ты не ошибся в подсчете, ирландец?
— До гроша.
— Если соврал, я приду в гости еще раз.
Француз потянул девушку к выходу и уже на пороге обернулся, чтобы, поклонившись, сказать:
— Adieu, mes amis! Ииккк! Merci a tout le monde![189]
Двери закрылись, и десяток рук протянулись к сжавшемуся иллюзионисту.
— Оставьте его! — крикнул Батхерст. — Всем спать!
Он подошел к поляку.
— Проследи за дверью в их комнату. И за окнами, чтобы этот фокусник не улизнул. Головой отвечаешь!
Джулия вернулась на рассвете и закрылась в комнате женщин. Оттуда доносились крики Дианы, Люции, Элеоноры, только ее голоса не было слышно.
В восемь утра к Батхерсту пришел Юзеф.
— Все готово, сэр. Выезжаем?
— Нет, остаемся.
— Зачем?
Батхерст не спал всю ночь. Впервые в жизни на столь долгое время он превратился в комок нервов. Услышав вопрос, он вскочил с кровати и схватил поляка за лацканы сюртука.
— Слишком много вопросов задаешь! И вмешиваешься слишком часто! На будущее — придержи язык, потому что я за себя не ручаюсь. В последний раз предупреждаю! А теперь иди и скажи Мирелю, что выезжаем завтра или послезавтра, пока что не знаю. И пускай не беспокоится, за постой плачу я.
Успокоился он лишь к обеду, после встречи с Джулией. Она уставилась в стену и не желала отвечать на вопросы Бенджамена.
— Джулия, — настаивал он, — ты должна мне сказать, иначе я бессилен… Прошу, всего несколько деталей, как туда идти, где он живет?… Только это… Почему ты не отвечаешь?! — Он склонился над девушкой. — Рассказывай, чтоб я на крыльях мог со скоростью мечты иль страстной мысли пустится к мести…
— Не понимаю, синьоре, — ответила она. — Это на твоем языке.
— Не на моем, но на языке бога сцены, Джулия. Пожалуйста, скажи, я должен узнать!
— Зачем вы меня мучаете?
— Чем быстрее ты ответишь, тем скорее я перестану. Куда он тебя отвел? Говори же!
— Разве это так важно? — еле слышно ответила она вопросом на вопрос.
— Важно, иначе не спрашивал бы. Ну ради Бога, отвечай же!
— В дом, где он стоит на квартире.
— Вход общий или отдельный?
— Общий.
— Первый или второй этаж?
— Первый.
— Окно с улицы?
— Сзади, со стороны сада.
— Какая это улица, номер?
— Не знаю.
— А вспомнишь?
— Да, это неподалеку от церкви святого… по-моему, святого Николая… Он говорил так. Говорил, что если захочу, то могу прийти снова.
— Тогда придешь, сегодня вечером.
— Как хотите, синьоре, как хотите… — глядя в окно, прошептала Джулия.
— Но ведь я же не для того, чтобы… я…
— Уйди! — закричала она.
Бенджамен ушел. И с этого времени он уже был спокоен. Сердце перестало бешено биться, мозг работал холодно, без каких-либо эмоций. Батхерст вызвал поляка.
— Вечером я выйду с Джулией, Сием и Томом. Если не вернусь до утра, или если ты услышишь, что в городе что-то происходит, и поймешь, что дело касается меня, собирай людей и постарайся выехать из города. В самом крайнем случае — всех распустишь.
— Так что, сэр, мы заканчиваем игру?
— Еще утром я тебе говорил, что ты слишком много задаешь вопросов!
— Помню, сэр! Можете меня убить, но рот мне не закроете. Я считаю, что мстить сейчас — это безумие!
Когда Батхерст подошел к нему, поляк подумал, что повторится утренняя сцена, а то и что-нибудь похуже. Но англичанин обнял его рукой, провел к окну, и какое-то время они вместе глядели на крыши домов и плывущие по небу облака. Потом Бенджамен мягким голосом сказал: