Джулия отодвинула Диану и взглянула вопросительно. Бенджамен попросил, чтобы она прошлась к ним до последней повозки, в которой лежал, из лени все еще притворяющийся серьезно больным Мануэль. Там он спросил:
— Ты умеешь ездить верхом?
— Умею, — ответила она.
— Послушай, Джулия. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Познань. Мне нужна твоя помощь.
— И что я должна сделать? — спросила она тихим, охрипшим голосом.
— Встретиться с одним солдатом, французом, и договориться, чтобы он встретился со мной.
— И когда вы хотите ехать, синьоре?
— Переждем этот дождь. Возможно, завтра утром. Поедешь?
— Не знаю… Нет, ребенок…
— Что ребенок?
Джулия подняла голос:
— Все ваши дела и все, что вы делаете, синьоре, приносят смерть! Смерти я не боюсь, но беспокоюсь за Анну. Что будет с ней, если случится несчастье?
Бенджамен помолчал какое-то время и только потом ответил:
— Вот увидишь, ничего плохого не произойдет. А если что, за малышкой присмотрит труппа. Я оставлю для нее деньги, столько, что ей не придется работать до конца жизни. Если же я переживу несчастье, которое ты можешь накаркать, и в которое я не верю, тогда… тогда я ее удочерю.
Джулия подняла голову и поглядела ему прямо в глаза. Бенджамен прервал молчание, когда оно уже стало невыносимо долгим.
— Так как, поедешь? Для меня это очень важно, ведь в противном случае…
— Ничего не говори, — шепнула она, — поеду. Утром буду готова.
Тем же днем, к вечеру, они еле-еле дотащились до Темплева. Переночевали по крестьянским домам. На следующий день (в пятницу, 28 ноября), ближе к обеду, когда небо чуть прояснилось, от какого-то села, крыши которого и колокольня маячили за лесом[204], Батхерст с Джулией отправились в Познань. Туда они доехали к вечеру и остановились на постоялом дворе на улице Вронецкой. Бенджамен тут же отправился в город, чтобы разузнать о месте нахождения Наполеона и зарегистрироваться в полицейском директорате, без чего никому не разрешалось провести в Познани даже одну ночь[205].
В субботу, ближе к полудню, Бенджамен провел Джулию на Иезуитскую улицу.
— Это здесь, — протянул он руку в направлении зданий, оставшихся от иезуитов. — Видишь того болвана? Подойдешь к нему. Что делать, ты знаешь.
Из-за угла Батхерст глядел, как девушка разговаривала с часовым. Тот осклабился и что-то крикнул в глубину сторожки. Джулию впустили внутрь, и она исчезла с поля зрения Батхерста. Вернулась через несколько минут.
— Ну что, застала его?
— Да.
— Когда он придет?
— Сегодня, в восемь вечера.
— Как все прошло?
— Смеялись, и надо мной, и над ним. Смотрели на меня как на…
— Понимаю, Джулия, но по-другому было нельзя.
В восемь вечера он встретился с N… в темном словно пещера, нефе монастырского костела босых кармелитов гигантскими формами перерастающего из барокко в маньеризм. Костел вместе с монастырем сидели как гриб на широком пригорке, с входных ступеней было видно всю округу. Батхерст именно потому и выбрал это место. Здесь было спокойней, чем в центре города, который после прибытия Наполеона превратился в шумный улей и со дня на день мог удвоить численность обитателей.
В нефе было прохладно и пусто, только монастырский служка мыл главный алтарь. В воздухе чувствовался чад горящих свечей и запах ладана. Оба уселись за толстым столбом на резной лавке.
— Я не ожидал вас так скоро, мсье, — сказал гвардеец.
— А я не ожидал, что он еще позавчера въедет в город. Мне казалось, я буду иметь еще несколько дней.
— Въезд у него был паршивый. Господь вылил по ведру воды на него и на каждого из тех, кто желал его приветствовать при всем параде. Пришлось отменить все приветственные торжества.
— Полякам это как-то не помешало, — заметил Батхерст. — С утра до вечера кричат в его честь. Все счастье, что уже не лето, иначе трудно было бы выдержать в комнате с закрытыми окнами. Эти постоянные вопли толпы… Они его любят.
Гвардеец внимательно поглядел на Батхерста и процедил:
— Это все чернь! Толпа вечно кричит «ура» победителю. Когда победим мы, толпа будет приветствовать нас. Когда мы сбросим его с трона…
— Вы!? — со злостью в голосе перебил его Батхерст.
— А кто же еще, позвольте спросить?
— Кто еще!? Мне казалось, милорд, что это я должен снять короля на этой шахматной доске, и отдать вам взамен пешку на троне. Вы этого ждете. С каких это пор ожидающий становится победителем? Если же вы способны сделать это сами, тогда почему до сих пор не сделали? Пожалуйста, я еще могу выйти из игры и освободить вам место для геройства.
205
Про обязанность немедленной регистрации всех приезжих в Познани извещало объявление от 13 ноября 1806 года.