Повисло тяжелое молчание. Батхерст понял, что погорячился и излишне обострил ситуацию. Поэтому он примирительно сказал:
— Не будем ссориться, мы же встретились не для этого. Нам следует сотрудничать, поскольку каждый из нас без помощи другого ничего не сделает. Я потребовал встречи, так как не знаю, насколько долго он задержится Познани, и не знаю, то ли организовывать удар в Шамотулах, то ли мчаться в Варшаву.
— Во всяком случае, у вас есть две недели, — ответил на это гвардеец.
— Вы ручаетесь за это?
— Я могу ручаться лишь за то, что сейчас вечер, а не утро. Ему случалось менять все планы в течение одной ночи, ничего нельзя предвидеть.
В его голосе была слышна ехидная нотка. Бенджамен снова подавил гнев и спросил:
— Зачем тогда вы упоминали про две недели?
— Потому что сейчас ничто не указывает на то, чтобы он желал или даже смог выехать раньше. Сложившаяся обстановка заставляет ждать. В штабе преобладает мнение, что армия слишком разделилась и действует на слишком большой территории. Все ждут подкреплений, организации польских сил в форме ополчения. А это требует времени. Из Франции идут новые контингенты, но они не слишком спешат, что вгоняет его в плохое настроение.
— Чем же он занимается сейчас?
— Он концентрирует вокруг Познани армейскую группу из корпусов Сульта, Нея, Бернадотта и части вспомогательной кавалерии. Эти силы он хочет перебросить через Вислу, но, хотя Мюрат и занял вчера Варшаву[206], переправы там нет, поскольку мост разрушен. Его нужно будет восстановить, а это потребует времени. И восстановить его будет нелегко. К Висле уже подошли русские форпосты Беннигсена, прикрывающие отступление пруссаков[207]. Так обстоят дела. Думаю, что у вас есть не менее двух недель. Вчера он сказал Констану[208]: «Поживем здесь, мой дорогой, найди мне что-нибудь приятное».
— Что приятное?
— Девку. Повсюду, где он останавливается надолго, ему нужно свежее мясо. Это извращенец!
Батхерст же подумал о своем собеседнике: «Это кретин!», но сказал:
— Интересно. А вы не думали о том, чтобы подсунуть ему свою?
— Думали, только это не так легко. Во-первых, он меняет их как перчатки, ни с одной не спит больше, чем пару раз, а кроме того, Савари[209] и Шульмайстер стараются проверять этих красоток до четвертого поколения. Малейшее подозрение, и у девицы нет ни малейшего шанса. Нам удалось лишь раз, в Вене, но через несколько дней рыжий эльзасский пес что-то пронюхал и сцапал графиню[210].
— О ком вы говорите? — спросил Бенджамен.
— Разве это важно. Эта женщина…
— Я спрашиваю не про женщину. Кто такой этот рыжий эльзасский пес?
— Шульмайстер[211].
Гвардеец произнес это тоном, в котором соединялась безграничная ненависть и едва чувствуемый страх. Но у Батхерста был хороший слух, и он ухватил эту вторую нотку. И тут же вспомнил червового валета из пасьянса Джулии.
— Что это за человек? — спросил он.
— Это агент номер один, правая рука Савари, его заместитель и практически шеф охраны императора, хотя формально занимается только разведкой.
— То есть, ваш начальник?
— Теоретически нет, поскольку егеря составляют полевой эскорт, а он занимается тайной охраной. Зато на практике он имеет право приказывать любому. Другое дело, что в наши дела он не вмешивается. Впрочем… один черт знает, во что он вмешивается, а во что нет. Это сущий дьявол!
Батхерст почувствовал, что дрожит, тело покрылось гусиной кожей. Не от страха — от бешенства. Боже! Кэстлри понятия не имеет о подобном человеке, и организовывает похищение Наполеона! Ну, идиот! И почему этот сукин сын, д'Антрагю…
— Почему д'Антрагю не сообщил нам о нем?
— Потому что не знал. Я так думаю. До недавнего времени Шульмайстер действовал в Австрии как простой шпион, и никто не предполагал, что он подпрыгнет столь высоко. Но после Ульма Бонапарт влюбился в него и назвал «императором шпионов». Теперь он сделался крупной фигурой, и все трясутся от страха перед ним.
— Вы тоже?
— Мы нет, наш заговор без изъянов!
Батхерст подумал: «Не смеши меня!» и спросил:
— И что же он сделал в Ульме?
— Он захватил его. Официально, год назад Бонапарт молниеносным маневром окружил ульмскую крепость и вынудил капитулировать окруженную там армию Мака[212]. В действительности это была победа исключительно одного Шульмайстера. Рыжая скотина перекупила нескольких чинов австрийской разведки[213], и те, только представьте себе, поставили его во главе штабной разведки главной австрийской армии! Даже самые молниеносные маневры Бонапарта никак бы не помогли, потому что Мак хотел отвести свою армию на восток и соединиться с русскими. Великая Армия была далеко, шла маршем от Булони, так что Мак мог бы спокойно провести отступление. Но Шульмайстер уговорил его закрепиться в Ульме, когда же штабные офицеры начали протестовать, видя, что это самоубийство, знаете, что Шульмайстер сделал? Он послал сообщение в наш штаб и там в течение ночи в полевой типографии напечатали фальшивую парижскую газету, ее перебросили в крепость, и он показал ее фельдмаршалу. В газете была информация, будто бы Бонапарт свергнут генералами, желающими заключить мир с Австрией[214]. Мак поверил и остался в Ульме словно баран, ожидающий, когда его забьют. Через несколько дней Великая Армия окружила крепость, и австрийцы, оказавшись в безнадежной ситуации, сдались.
206
И правда, Мюрат торжественно вступил в Варшаву 28 ноября, но французский кавалерийский авангард занял город днем раньше.
207
27 ноября западнее Варшавы французские войска имели первую стычку с русскими. Беннигсен не стал принимать бой и отвел войска на север, уничтожив переправы на Висле и Нареве. 30 ноября в Петербурге был опубликован манифест о вступлении России в войну.
210
Здесь речь наверняка идет о малоизвестной, одной из наиболее кратковременных любовниц Наполеона, 28-летней Еве Виктории Краус фон Мюльфельд, которую подсунули Бонапарту в 1805 году в захваченной Вене. Хотя против нее не было никаких улик, французская контрразведка чувствовала себя раздраженной тем, что император позволил ей сопровождать себя на маневрах, переодетой в военный мундир. Генерал Гурго вспоминает в своих мемуарах что, по мнению Савари, эта красивая блондинка должна была сыграть рядом с Наполеоном ту же роль, что и Юдифь при Олоферне. Еву убрали, самому же императору сообщили обо всем только в 1809 году (кстати, сам Наполеон посчитал подозрения контрразведки сказкой). Сам факт, что это было сделано только через четыре года после романтической связи, тесно связан с судьбой заговора филадельфов, описание которого читатель найдет в завершающих книгу Комментариях.
211
Эльзасец Карл Людовик Шульмайстер (1770–1853), в 1805 году начальник полиции и шеф разведки в захваченной Вене, до 1815 заместитель шефа французского Кабинет Секрет, специалистами признан самым выдающимся шпионом и асом контрразведки всех времен и народов.
212
В октябре 1805 года, после заставшего всех врасплох маневра, французская армия окружила у крепости Ульм и взяла в плен 30-тысячную австрийскую армию Мака.
213
Информация N… была не совсем точной. Два высокопоставленных офицера австрийской разведки, Венд и Рульцки, получали жалование от французов задолго до того, как Наполеон и Савари выслали Шульмайстера в Австрию.
214
Здесь уже N… совершенно запутался, чему нельзя удивляться, поскольку все дело тогда представляло собой супер тайну, известную лишь немногим за пределами Кабинет Секрет, да и то, в виде неточных слухов. Упомянутая газета, а точнее — чрезвычайное приложение к газете, содержала информацию, будто в Париже вспыхнуло антибонапартистское восстание и британская армия высадилась в Булони. Ведущий эксперт США по вопросам шпионской деятельности, полковник Элиссон Инд, начальник разведки в штабе генерала Макартура назвал ульмскую игру Шульмайстера самым великолепным достижением в истории стратегической разведки.