— Не знаю, возможно, и через неделю, но мы должны быть готовы в любой момент. Это зависит не только от меня. Поспешите!
Он оставил Хейтера с Диасом и вместе с Томом отправился во двор. Когда они остановились возле повозок Миреля, из дома вышел мужчина в кожухе с огромным воротником и в лохматой меховой шапке на голове. Он коротко глянул на Батхерста и прошел к воротам.
— Что это за тип?
— Понятия не имею, сэр.
— Когда он здесь появился?
— Вчера. Наверное, у него какие-то дела с управляющим.
— Слишком много здесь крутится незнакомцев!
— Не можем же мы останавливать и проверять каждого, кто здесь шатается, сэр!
— Не можем, но когда кто-то шатается, вы на двор не выходите, — ответил Батхерст, глядя на силуэт мужчины, уже исчезающий в воротах.
Сразу после этого он закрылся со священником и разговаривал с ним несколько часов. Член ордена филиппинов не был удивлен тем, чего от него потребовали. Без тени аффектации он согласно кивнул и сосредоточенно выслушал объяснения Батхерста, очень редко перебивая каким-нибудь замечанием или вопросом. Они согласовали множество проблем, и только одно беспокоило Бенджамена — что этот человек слишком мягкий, он не владеет властным голосом, у него нет абсолютно необходимой царственной надменности. Он приказал священнику произнести несколько фраз нужным тоном, но результат был мизерным. Нет, эту проблему обязательно необходимо решить! — подумал он. Зато он был восхищен памятью монаха. Всего лишь раз услышав какое-нибудь имя, какую-нибудь деталь, чье-либо описание, число или слово, ксендз Стефан безошибочно запоминал это и мог, не раздумывая, повторить в любой момент.
Батхерст достал из багажа пачку бумаг и подал священнику со словами:
— Вот код Наполеона. Все время читайте его, отец, и спите с ним, чтобы любая мелочь впечаталась в вашу память, словно собственное имя.
Монах, сомневаясь, покачал головой.
— Достаточно ли будет этого, сын мой? Как можно полностью воплотиться в другого человека, лишь читая о нем, но не увидев его хотя бы раз?
— Вы правы, отец, я думал об этом…
Он задумался и улыбнулся собственным воспоминаниям:
— Чьи это слова, сын мой, которых я не понимаю, но которые столь красиво звучат? — спросил священник.
— Шекспира, монах… Бога мы тоже во всей полноте не понимаем, как и его слов, хотя они звучат для нас так красиво… Шекспир мой Бог, возвышающийся над всеми земными божками, а его сын — Гамлет, мой единственный брат. Как же я люблю его, отец мой! Он приходит ко мне, когда у меня неприятности, или же когда мне плохо, это он делает так, что мне уже не так тяжело…
— Стихами, сын мой, ты убираешь неприятности?
— Я питаюсь стихами, отче, получая в них совет или силу, а неприятности убираю пинками. Бывает, что это пинок прямо по совести, но бывает, что другого способа и нет. Именно так со мной и сейчас. — Он замолчал, впав в свойственное ему иногда состояние задумчивости. А потом вдруг опять обратился к священнику: — То есть, необходимо обдумать нечто такое, что даст нам гарантию результата. Недостаточно, чтобы вы выучили всю эту писанину наизусть, даже если бы вы запомнили ее столь же хорошо, как я — каждое слово из «Гамлета». Но я знаю, что нам следует сделать. Приготовьтесь к выезду, отец Стефан. Мы отправимся в Познань.
Утром 9 декабря (вторник), разбуженный Сием пораньше, Бенджамен помчался в Познань один. Филадельф уже ожидал его, но их обоих ждала неожиданность — двери в собор кармелитов были закрыты. Тогда они пошли дальше и уселись у бернардинов, в соборе возле монастыря, под стенами которого уже начали устраиваться шумные торговки. Гвардеец осмотрелся еще раз и вынул из-за пазухи свернутые бумаги.
— Ознакомьтесь с этим и как можно скорее уничтожьте, — сказал он. — Это список лиц, из которых состоит ближайшее окружение узурпатора. Слуги, секретари, охрана, министры, штаб, военные, которые сейчас пребывают в Познани — с описаниями лиц и характерных признаков. Не думаю, чтобы все это было нужно двойнику больше, чем на несколько часов, так как затем мы перехватим все нити и будем ими дергать. А вот здесь досье на Шульмайстера…
Пока тот говорил, Батхерст просматривал отдельные листки. Услышав фамилию Шульмайстера, он буркнул:
— Убогое это досье…
— Это все, что мы успели собрать.