– Он говорил с тобой?
– О, да! – с чувством произнес Дункан. – Так же, как мы сейчас говорим с тобой. И не только это. Он знал, кто я такой. Он назвал меня именем моей матери – Дункан из Корвина. Когда я возразил и сказал, что я Мак Лейн, он сказал, что я еще и Корвин, по матери.
– Дальше, – Морган встал, чтобы налить себе вина.
– А… затем он сказал, что приближается время тяжелых испытаний, и мне придется или признать свое могущество и начать открыто применять его, или навсегда забыть о нем. Когда я ответил, что я священник и мне запрещено использовать могущество Дерини, он спросил, действительно ли я священник. Он знал все об отлучении и он… он знал весь наш сегодняшний разговор утром. Помнишь, я сказал, что чем больше я пользуюсь могуществом Дерини, тем меньшее значение для меня имеет мой сан. Аларик, я никогда этого никому не говорил, и я уверен, что и ты тоже. Как он мог узнать об этом?
– Он знал, о чем мы говорили сегодня утром? – изумленно спросил Морган, снова садясь на диван.
– Почти дословно. И он не проникал в мой мозг. Аларик, что мне делать?
– Я не знаю, – медленно ответил Морган. – Я не знаю, что и подумать. Со мной он никогда не был таким разговорчивым, – он потер глаза и подумал несколько мгновений. – А скажи, как ты думаешь, он был человеком? Я имею в виду, он реально был с тобой, это не игра воображения, зрительная галлюцинация?
– Он был там во плоти, – твердо сказал Дункан. – Он взял поводья и удержал лошадь, чтобы она не наступила ему на ногу, – он нахмурился. – И еще, там, где он шел, совершенно не осталось отпечатков. Когда он исчез, было достаточно светло, так что я ясно видел свои следы, а его следов не было. Ни одного. – Дункан приподнялся на локте. – Теперь я уже не знаю, Аларик. Может, я все это себе вообразил.
Морган покачал головой и поднялся.
– Нет. Ты что-то видел. Не берусь сказать, что именно, но что-то было. Я уверен в этом, – он посмотрел вниз, а затем поднял глаза. – Почему бы тебе не поспать? Ты можешь остаться здесь, если хочешь. Мне кажется, что тебе здесь удобно.
– Я не могу двинуться, даже если захочу, – усмехнулся Дункан. – До утра.
Он посмотрел вслед Моргану, пока тот не исчез за дверью.
Затем опустил руку и поставил стакан на пол.
Он кого-то видел по дороге в замок. И снова подумал, кто бы это мог быть? И почему?
Глава 5
Прозвучали соборные колокола. Морган с трудом сдержал зевок и заворочался в кресле, стараясь не показать ту скуку, которую он ощущал.
Он был занят тем же, чем и вчера: просматривал счета из больших шкафов.
Лорд Роберт увлеченно работал за столом. Перед ним лежала груда бумаг.
«Лорд Роберт всегда работает с удовольствием, – подумал Морган про себя. – Это хорошо, что кому-то нравится делать эту нудную и неинтересную работу. Кажется, он совершенно не тяготится этой работой. Он может делать ее весь день напролет, просматривать эти непонятные записи, делать отметки, исправления, что-то мурлыкая про себя, когда вокруг кипит живая жизнь. Конечно, это же его работа».
Морган вздохнул и заставил себя вернуться к бумагам.
Как герцог Корвина он был обязан раз в неделю присутствовать на заседаниях суда, выслушивать дела и выносить решения.
Обычно это ему нравилось, так как приближало к людям герцогства, давало возможность прикасаться к тому, что волнует его подданных.
Но в последние несколько недель ему уже все наскучило. Долгая бездеятельность в течение почти двух месяцев, когда он был вынужден заниматься только административными делами, вконец его измучила.
Он жаждал действия. И даже ежедневные упражнения с мечом, а также выезды на охоту не могли удовлетворить, не могли избавить его от чувства дискомфорта.
Он был рад, что на следующей неделе поедет в Кулди.
Честная усталость после четырехдневной скачки будет приятной переменой той спокойной жизни, которую он вел два месяца. А еще приятнее будет увидеть старых друзей. Например, молодого короля.
Даже теперь Морган думал о нем, заботился, защищал и успокаивал перед новыми грозными событиями, которые приближаются с каждым днем. Келсон был для него как сын. Морган знал, какие тревожные мысли теснятся сейчас в голове мальчика.
С неохотой Морган снова обратился к бумагам, лежащим перед ним, и нацарапал свою подпись под одним из писем. Все, что он читал сейчас, было так тривиально по сравнению с теми проблемами, которые занимали его ум.
Вот, например, то, что он только что подписал. Это просьба некоего Гарольда Мартхама о разрешении пасти своих животных на землях другого человека. Насколько он мог припомнить, этот человек с тревогой ожидал решения суда, переживал, волновался.
Все верно, друг Гарольд, подумал про себя Морган. Если ты думаешь, что это неприятности, то подожди, пока Лорис с Корриганом наложат Интердикт. Ты еще не знаешь, какими бывают настоящие неприятности.
Пора было начинать обдумывать план действий на случай вынесения Интердикта.
Вчера утром, после того, как он проводил своих гостей, он снова послал Дункана к епископу Толливеру, чтобы узнать, о чем говорили посланцы архиепископа.
Дункан вернулся через несколько часов с вытянувшимся лицом и очень встревоженный, так как на этот раз епископ был очень скрытен и его прием разительно отличался от предыдущего, совершенно дружественного. Вероятно, посланцы припугнули Толливера. Во всяком случае, Дункан ничего не смог узнать.
Когда Морган положил очередной лист в кипу готовых бумаг, в дверь кто-то быстро постучал, и тут же появился Гвидон.
Маленький трубадур был в одеянии простолюдина, его лицо, покрытое пылью, одновременно отражало тревогу и усталость.
Он был очень серьезен, когда шел по полированному полу к креслу Моргана. Подойдя, он отвесил поклон.
– Ваша Милость, я могу переговорить с вами? – он посмотрел на Роберта. – Наедине?
Морган откинулся назад, положил перо и окинул Гвидона долгим испытующим взглядом.
Обычно напыщенный и помпезный Гвидон сейчас был серьезен и решителен.
Губы плотно сжаты.
Во всем его облике, в его черных глазах, было что-то такое что Морган понял: причины, которые заставили Гвидона так измениться, действительно, серьезны.
Он взглянул на Роберта и жестом приказал ему удалиться, но тот нахмурился и не двинулся с места.
– Милорд, я должен протестовать. Что бы это ни было, оно может подождать. У нас осталось всего лишь несколько свитков, и когда мы закончим, то тогда…
– Извини, Роберт, – ответил Морган, глядя на Гвидона. – Позволь мне самому решать, что может ждать, а что нет. Ты можешь вернуться сюда, как только мы закончим с Гвидоном.
Роберт ничего не сказал. Он только неодобрительно нахмурился и стал собирать бумаги.
Затем он встал из-за стола, и Гвидон наблюдал за ним, пока за Робертом не закрылась дверь. Затем он подошел к окну и сел на подоконник.
– Благодарю, Ваша Милость. Не много найдется знатных лордов, которые найдут время потакать капризу простого исполнителя баллад.
– Я чувствую, что ты хочешь мне сообщить нечто более важное, чем просто баллады, – спокойно сказал Морган. – Так что же ты хотел сказать мне?
Гвидон достал лютню и начал ее настраивать, глядя отрешенным взглядом в окно и медленно говоря:
– Сегодня утром я был в городе, Ваша Милость, – сказал он, пощипывая струны. – Я собирал песни, чтобы доставить удовольствие вам чем-нибудь новеньким. Я нашел нечто новенькое, но боюсь, оно не доставит вам удовольствия. Не желаете ли послушать?
Он повернулся к Моргану и выжидающе посмотрел ему в глаза.
Морган медленно кивнул.
– Хорошо. Вот эта песня, милорд, которая, возможно, вас заинтересует, потому что она о Дерини. Я не отвечаю ни за слова, ни за мелодию, так как это не моя аранжировка, но мысль в этой песне есть.
Он снова щипнул струны, извлек несколько вступительных аккордов, а затем запел живую мелодию, которая весьма напоминала детские песенки.
Гей, гей, спроси меня:
Почему осталось так мало Дерини,
Гей, гей, спроси меня:
Почему тревожится грифон?
Дерини мало, потому что многие мертвы.
И ты, грифон, берегись,