Через несколько минут Морган и Дункан расседлали лошадей и сложили свои пожитки на сухое место к стене. Затем Морган отвел лошадей подальше в развалины и оставил их там, дав корм.
Дункан развел небольшой огонь у стены и занялся приготовлением ужина. Морган подошел к огню, снял мокрый плащ и перчатки. Затем присел на корточки и протянул руки к огню.
– М-м-м… Мне кажется, что я никогда больше не согреюсь.
Дункан раздул огонь, а затем начал копаться в седельных сумках.
– А я думал, что нам придется обойтись без костра. Все сучья сырые, да и места, где огонь был бы никому не виден, я в пути не встречал. Что это за комната?
– Я думаю, это была трапезная, – Морган подкинул в огонь несколько сухих щепок. – А там дальше кухня, спальные комнаты для монахов. С тех пор, как я был здесь в последний раз, все пришло в упадок. Вероятно, суровые зимы ускорили разрушение, – он потер руки и подышал на них. – А нельзя развести огонь посильнее?
Дункан хмыкнул и открыл бутыль с вином.
– Можно, если ты хочешь, чтобы вся Джасса узнала о нашем прибытии. Я боюсь, что даже и такой костер разводить опасно.
Морган засмеялся.
– Ну, хорошо. Я тоже не хочу, чтобы мне перерезали глотку как шпиону.
Он наблюдал, как Дункан разлил вино в бокалы и бросил в каждый из них по докрасна раскаленному камешку. Камешки зашипели и окутались паром. Холодное вино моментально согрелось.
Морган задумчиво сказал:
– Я слышал, что жители Джассы теперь по-другому расправляются со шпионами, и особенно с Дерини.
– Можешь мне не рассказывать, – сказал Дункан, вынимая камни из бокалов и подавая один бокал Моргану. – Пей, это остатки фианского вина.
Морган уселся рядом с огнем и со вздохом отпил из бокала. Приятное тепло разлилось по всему телу.
– Жаль, что в Джассе не пьют. Нет ничего лучше вина из Фианы, крепкого и горячего, особенно, если ты замерз и устал. И подумать только, несколько дней нам придется обходиться без него.
– Ты думаешь, что нам придется так долго быть здесь? – усмехнулся Морган. – Ты считаешь, что эти святые джассанцы не узнают тебя прежде, чем ты доберешься до наших драгоценных архиепископов? – он откинулся назад, прислонившись к стене, и смаковал вино. – А ты знаешь, что в Джассе даже при причастии вместо вина используют пиво?
– Это шутка?
– Нет. Мне говорили люди, которым можно верить. Священное пиво, – он наклонился над огнем и попробовал мясо. – Ты готов есть?
Через четверть часа они уже расстелили свои постели в наиболее сухом месте и приготовились спать.
Дункан достал молитвенник, чтобы прочесть пару молитв при свете угасающего костра, Морган отстегнул меч и сел на корточки, вглядываясь в темноту.
Ветер завывал в развалинах и его свист смешивался с шумом дождя. В этом шуме Морган различал скрежет подков их лошадей, когда те переступали с ноги на ногу.
Где-то далеко дважды свистнула ночная птица и умолкла.
Морган долго смотрел на угасающие угли, а затем резко встал и накинул на себя плащ.
– Я немного прогуляюсь, – сказал он.
– Что-нибудь случилось?
Морган оглянулся и покачал головой.
– Когда-то давно мы с Брионом проезжали в этих горах. Вот и все.
Я внезапно вспомнил об этом.
– Да, я понимаю.
Натянув капюшон, Морган медленно пошел в темноту и дождь. Он думал о Брионе. Это место пробудило в нем воспоминания, и они вели его за собой.
Неожиданно, он увидел, что стоит под разрушенным потолком старой часовни. Он осмотрелся удивленно, так как вовсе не предполагал заходить сюда.
Когда-то это была большая часовня, и хотя теперь стены ее от пожаров или от времени разрушились, хотя от огромных цветных окон не осталось и следа, все же здесь ощущалась святость этого древнего строения. Даже безжалостные казни, которые вершились здесь над монахами Дерини, не смогли уничтожить спокойствие и умиротворенность этого места. Для Моргана эти развалины всегда были предметом почитания и поклонения.
Он посмотрел туда, где когда-то стоял алтарь, и вздрогнул, представив темные пятна крови на его ступенях. Но бедные монахи Дерини, погибшие здесь, были мертвы уже двести лет, и эту кровь давно уже смыли бесчисленные дожди, которые обрушивались на эти святые места каждую осень и весну. Эти монахи, посвятившие жизнь святому Неоту, уже давно обрели вечный покой в загробном царстве. Во всяком случае, так утверждают земные мифы и легенды.
Он повернулся и увидел дверь, за которой была лестница на часовую башню. Морган открыл дверь. Лестница была полуразрушена, но вполне годилась для того, чтобы подняться по ней. Он пошел наверх, осторожно нащупывая ногой ступени, сбрасывая вниз обломки, на которых мог поскользнуться.
Когда Морган добрался до первой площадки, он подошел к окну, закутался в плащ и сел.
«Сколько же лет прошло с тех пор, как он сидел на этом окне в последний раз? – подумал он, вглядываясь в темноту. Десять? Двадцать?»
«Нет, – вспомнил он. – Четырнадцать и несколько месяцев».
Он притянул колени к груди и стал вспоминать.
Была осень – ноябрь. Он и Брион выехали из Корота рано утром на прогулку, может быть, последнюю перед наступлением зимы. Был ясный солнечный день, почти ничем не напоминавший о наступающих холодах, и Брион, как обычно, был в хорошем настроении. Он предложил, чтобы Морган показал ему эти старые развалины. Молодой лорд Дерини моментально согласился.
Морган уже не был просто слугой Бриона. Он утвердил себя полноправным его помощником уже год назад, после битвы с Марлуком. Ведь Моргану уже исполнилось пятнадцать лет – по Гвинедским законам это зрелый возраст. Так что он стал герцогом Корвина. Он ехал рядом с Брионом на черной лошади, и на его плаще был вышит зеленый Грифон Корвина, а не алый Лев Гвинеда.
Лошади довольно зафыркали, когда всадники бросили поводья и остановились у входа в старую часовню.
– Ну, давай посмотрим! – воскликнул Брион.
Он направил свою белую лошадь в дверной проем и заглянул внутрь.
– Аларик, лестница на часовую башню, кажется, цела. Пойдем, посмотрим.
Он отвел лошадь назад на несколько шагов и спрыгнул с седла. Затем закрепил поводья так, чтобы лошадь могла пастись, пока они осматривают башню.
Морган тоже спешился и пошел за Брионом.
– Здесь, должно быть, было спокойное место в свое время? – спросил он, перепрыгивая через балку и пробираясь между обломками. – Сколько людей здесь было, как ты думаешь?
– Во всем монастыре? Три или четыре сотни, сэр. Конечно, в это число входят и монахи, и слуги, и студенты. А вообще здесь было около сотни монахов Ордена.
Брион стал подниматься по ступеням лестницы. Из-под его ног сыпались обломки камня, щепки. Ярко-красная одежда Бриона резко выделялась на сером фоне стен. Перо на алой охотничьей шапочке кокетливо изгибалось при каждом его прыжке.
Вдруг Брион поскользнулся и чуть не упал, но смог выпрямиться и весело захохотал.
– Осторожнее, милорд, – сказал Морган, с беспокойством следя за чересчур смелыми прыжками Бриона. – Помните, этой лестнице уже четыреста лет. Если вы упадете, то Гвинед останется без короля.
– Ха! Ты слишком много беспокоишься, Аларик! – воскликнул Брион. Он добрался до первой площадки и подошел к окну. – Посмотри отсюда! Можно увидеть полдороги до Корота.
Морган подошел к нему.
Брион очистил подоконник от камней и битого стекла и сел, положив ногу на ногу.
– Ты только посмотри! – Он показал на горы своим кнутом. – Еще месяц, и все это покроется снегом. И это будет так же прекрасно, как и сейчас, когда горы покрыты поздней зеленью.
Морган улыбнулся и оперся о подоконник.
– Хорошая охота в этих местах, сэр. Вы уверены, что не сможете задержаться в Короте подольше?
– Ты же знаешь, что не могу, Аларик, – ответил Брион, с сожалением пожав плечами. – Долг призывает меня громко и настоятельно. Если я не вернусь через неделю в Ремут, то весь мой Совет Лордов хватит удар. Я думаю, они не верят в то, что Марлук мертв, что войны больше нет. А, кроме того, и Джехана…
«Да, кроме того и Джехана», угрюмо подумал Морган.
На мгновение он позволил себе представить молодую темноволосую королеву, а затем изгнал ее образ из памяти. Все надежды на мирные дружеские взаимоотношения между ними испарились в тот день, когда она узнала, что Морган – Дерини. Она никогда не простила ему этого, а именно этого он не мог изменить, даже если бы захотел.
Ни к чему было напоминать об этом Бриону. Брион тяжело переживал почти враждебные отношения, которые сложились у его ближайшего друга с любимой королевой, но ничего не мог поделать.