Она простояла за решёткой два часа, перебирая в голове, что будет дальше и спрашивая себя, зачем ей это надо? Сколько ещё переделок их семье надо пройти, пока муж не остановится. А остановится ли он когда-нибудь? Вот на этот вопрос ей и предстояло ответить, предварительно поломав над ним голову. На третий час следователь, с довольным лицом, вернулась. Отвела девушку обратно в кабинет, и дала новый листок бумаги и ручку.
– Что? Подумала? – ядовито спросила женщина.
– Да! – твёрдо ответила Ева и села за стол.
– Ну, тогда пиши!
Ева взяла бумагу, ручку и начала писать. Дописав до конца, она отложила ручку в сторону и взглянула на довольное лицо следователя.
– Ну, вот так бы сразу, – обрадовалась та, но радостная улыбка сползла с лица, как только она начала читать текст, как будто написанный под копирку с предыдущим.
Покраснев от злости, она наклонилась через стол и прошипела:
– То, что ваш муж до сих пор не сидит, это не его заслуга, а наша недоработка.
– Так работайте! – заявила Ева, глядя в упор и пожала плечами.
– Свободна! Пока… – выплюнула слова следователь и швырнула на стол паспорт.
Ева понимала, но не разделяла её злость, ведь они по разные стороны баррикад. Выйдя на улицу, она вдохнула полную грудь холодного воздуха. Только сейчас она начала понимать как пахнет свобода.
Только на грани человек начинает понимать и ценить жизнь со всеми её причудами. Ценить ощущение свободы, такой, какая она есть на самом деле.
Руки уже давно перестали дрожать. Осталось только огорчение от своего бессилия. Наклонившись к земле, Ева опустила руку и со всей силы ударила по сугробу. Рассыпчатый снег полетел прямо в лицо и кожу защипало. Она улыбнулась и пошла на работу. Единственное, чего отчаянно захотелось, так это напиться и ни о чём больше не думать. Кипевшие мозги уже перестали бурлить, поэтому в голове просто шумел ветер и разгонял остатки незаконченных мыслей.
Каждый живёт так, как умеет. Так, как разрешают ему его собственные рамки дозволенного. Ева не имела привычки осуждать кого-либо, она просто принимала так, как оно есть. Раз уж она оказалась на противоположной стороне от правосудия, значит, так и будет.
90-е и начало 2000-х годов, ознаменовались ростом преступности и «блатных» группировок. Малиновые пиджаки, разбои, нападения. В крупных городах пошёл бум наркотиков, который повлёк за собой наплыв таких серьёзных заболеваний как СПИД. Об этом начали кричать даже по телевидению, хотя до определённого времени эта тема считалась запретной и закрыта от общественности. У большинства молодёжи вырисовывались две дороги – либо в преступный мир, либо к тем, кто их ловит. Каждый человек занимает в этом мире своё определённое место, у каждого свои испытания и соблазны. Среди обоих этих социумов имелись как принципиальные, так и совершенно беспринципные и бездушные люди. Поэтому судить и грести всех под одну гребёнку не справедливо.
Морально измотанная Ева вернулась на работу, где все столики оказались заняты, и бар гудел как улей. Сигаретный смок вырвался наружу, когда Ева открыла дверь.
– Наконец-то, я начала уже переживать. Ты чего так долго? – беспокойно запричитала Алёнка, как только Ева завернула за стойку.
– Так, предложили посидеть, подумать, – ухмыльнулась Ева, но её внутреннее состояние выдавали рваные движения.
– И что? – глаза подруги выражали тревогу.
– И всё! Нет у них теперь улик. А, как говорится нет тела – нет и дела. Но думаю, если он ещё что-нибудь натворит, то так просто они его уже не отпустят. То, что после произошедшего он у них на крючке – это точно. Даже и не знаю, чем это кончится, Алёнка. Он и так уже на пометке был с этими машинами, а теперь уже самостоятельно накосячил, – Ева села рядом с подругой и закрыла лицо руками.
– Будем надеяться, что одумается, – вздохнула Алёна и обняла её.
– Ты сама-то, в это веришь? – Ева подняла голову, и подруга убрала руки. – Сколько уже раз ты своего ждала? Два!? Я ждать не собираюсь. Хватит того, что я одна ребёнка тащу, от него никакой помощи. Так потом ещё и передачки ему таскать?! Я что, ребёнка должна ущемлять для этого? Знаешь, Алёна, если бы я в норковых шубах ходила и брюлликами обвешена была, которые он мне подарил, то и разговор другой был бы. Я не из вечных жданок, я свою жизнь губить не собираюсь. Он гулять будет, на баб деньги тратить, а я ему потом дачки в тюрьму таскать? Так дела не делаются! – вся злость, скопившаяся в ней, начала потихоньку протекать сквозь трещины в терпении. – Любовь любовью, а предел всему есть! У него ещё есть шанс всё поменять, а если не захочет, то это его выбор, – устало закончила она.